— Да иду я, иду! Только собаку закрою на кухне.
— Пошевеливайтесь!
Григорий услышал, как Марк сказал:
— Передайте ему, чтобы скрылся. У меня за дверью полиция.
Потом Марк положил трубку и кивнул Григорию. Григорий открыл дверь и отступил. Вошел Пинский.
— Где гражданин Ульянов? — спросил он.
Следом за ним вошли несколько офицеров.
— Здесь нет такого, — сказал Григорий. Пинский воззрился на него.
— А ты что здесь делаешь?! Как был смутьяном, так и остался!
Вперед вышел Марк и спокойно произнес:
— Покажите ордер, пожалуйста.
Пинский неохотно протянул ему лист бумаги.
Марк некоторое время изучал документ, потом сказал:
— Государственная измена? Но это абсурд!
— Этот ваш Ленин — немецкий агент, — сказал Пинский. Он, прищурившись, взглянул на Марка. — А вы, насколько я понимаю, его шурин?
Марк вернул ордер.
— Человека, которого вы ищете, здесь нет, — сказал он.
Пинский почувствовал, что ему говорят правду, и разозлился.
— А почему его здесь нет? Ведь он живет здесь!
— Ленина здесь нет, — повторил Марк.
Пинский покраснел.
— Его предупредили! — Он схватил Григория за ворот рубашки. — Что ты здесь делаешь?!
— Я — депутат Петроградского совета от Первого пулеметного полка, и если вы не хотите видеть у своих дверей весь наш полк, вам лучше убрать свои жирные лапы от моей одежды.
Пинский отпустил его.
— Все равно мы здесь все осмотрим, — сказал он.
Рядом со столом, на котором стоял телефон, находился книжный шкаф. Пинский снял с полки полдюжины книг и бросил на пол. Потом повернулся к офицерам.
— Чтобы здесь живого места не осталось, — сказал он, указывая на обстановку.
III
Вальтер отправился в деревню на отбитой у русских территории и дал ошеломленному и ошалевшему от радости крестьянину золотую монету за весь его костюм: вонючий овечий армяк, полотняную рубаху, широкие грубые штаны и лапти из березового лыка, к счастью, нижнее белье сюда не входило: у крестьянина его не было.
Вальтер подрезал волосы кухонными ножницами и перестал бриться.
На рынке в маленьком торговом городке он купил мешок лука. На дно мешка положил кожаную сумку, в которой было десять тысяч рублей монетами и купюрами.
Однажды ночью он вымазал руки и лицо землей, и, переодетый в крестьянскую одежду, с мешком лука на спине, перешел нейтральную полосу, проскользнул мимо русских позиций и пошел к ближайшей железнодорожной станции, где купил билет в вагон третьего класса.
Он без труда перенял простецкую манеру поведения, и когда с ним заговаривали, огрызался в ответ, словно опасаясь, что у него хотят украсть его мешок — а наверняка так оно и было. На поясе у него висел большой нож, ржавый, но острый, и еще у него был наган, отобранный у пленного русского офицера, — его он прятал под вонючий армяк. Пару раз, когда с ним заговаривал полицейский, он глупо ухмылялся и протягивал луковицу — такую жалкую взятку, что оба раза полицейский, ворча, отходил. Если бы полицейский задался целью заглянуть в мешок, Вальтер был готов его убить, но это не понадобилось. Он покупал билеты на небольшие расстояния, три-четыре остановки, ведь крестьянин не поедет продавать свой лук за сто верст.
Он был очень напряжен и осторожен. Маскировка его была слабой. Любой, кто поговорил бы с ним дольше, чем несколько секунд, понял бы, что это не настоящий русский. Наказанием за то, что он делал, была смерть.
Сначала ему было страшно, но постепенно он привык, а к концу второго дня ему стало скучно. Читать он, разумеется, не мог; на самом деле ему надо было напоминать себе не смотреть и на расписания, вывешенные на станциях, и не задерживаться взглядом на объявлениях: ведь большинство крестьян были неграмотны. Пока медленные, тряские поезда с грохотом везли его через бесконечные российские леса, он тщательно выписывал в воображении все детали их с Мод послевоенной жизни. У них будет квартира в современном стиле: лучше светлое дерево и нейтральные цвета, как в доме у фон дер Хельбардов, чем тяжелая темная обстановка дома его родителей. Все должно легко чиститься и содержаться в порядке, особенно на кухне и в прачечной, чтобы держать меньше слуг. У них будет рояль «Стейнвей», ведь они оба любят играть. Они купят одно или парочку интересных современных полотен, может, кого-то из австрийских экспрессионистов, чтобы шокировать старшее поколение и прослыть людьми с прогрессивными вкусами. И у них будет светлая просторная спальня, где они будут лежать обнаженными на мягкой постели, целоваться, говорить и заниматься любовью.
Так он приехал в Петроград.
Была договоренность, заключенная через социалиста в шведском посольстве, что кто-нибудь из большевиков будет каждый день ждать Вальтера в Петрограде на Варшавском вокзале с шести до семи вечера, чтобы забрать деньги. Вальтер приехал в середине дня и решил воспользоваться возможностью посмотреть город, надеясь понять, откуда у русских берутся силы продолжать войну.
То, что он увидел, потрясло его до глубины души.
Стоило ему выйти с вокзала, как его стали осаждать проститутки, и женщины, и почти дети. Он перешел по мосту через канал, и, пройдя пару миль на север, оказался в центре города. Большинство магазинов было закрыто, многие заколочены досками, а несколько просто брошено — с разбитыми витринами и блестками осколков, усеявшими мостовую. Он заметил много пьяных, кое-где пьяные дрались. Время от времени, распугивая пешеходов, проносился автомобиль или конная повозка, пассажиры прятались за задернутыми занавесками. Большинство жителей были тощие люди в рваной одежде и босиком.
Он видел солдат, поодиночке и группами, у многих дисциплина оставляла желать лучшего: они шли не в ногу, считали ворон на посту, ходили незастегнутыми, болтали с гражданскими и вообще было видно, что они ведут себя как им заблагорассудится. Вальтер получил подтверждение впечатлению, которое возникло у него при посещении русских на передовой: с таким настроением воевать нельзя.
Все это хорошие новости, сказал он себе.
Никто с ним не заговаривал, полиция не обращала на него внимания. Он был просто очередным оборванцем, приехавшим по своим делам в гибнущий город.
В прекрасном настроении в шесть часов вечера он вернулся на вокзал и скоро заметил человека, с которым должен был встретиться, — с привязанным к дулу винтовки красным бантом. Прежде чем подойти Вальтер внимательно осмотрел его. Вида он был внушительного, не слишком высокий, но плотный и широкоплечий. У него не было правого уха, переднего зуба и фаланги безымянного пальца на левой руке. Он ждал с терпением бывалого солдата, но от взгляда его голубых глаз мало что могло укрыться. Хотя Вальтер собирался украдкой наблюдать за ним, солдат поймал на себе его взгляд, кивнул, повернулся и пошел прочь. Поняв намек, Вальтер пошел следом. Они зашли в какое-то заведение, заставленное столами и стульями, и сели за стол.