— Она слишком серьезна. Все завидные женихи Лондона вились вокруг нее, очарованные ее красотой и обаянием, но ее ум и твердые, трезвые политические взгляды их отпугивали. И в какой-то момент я поняла, что завоевать ее сердце сможет только исключительный человек. Умный — и при этом восприимчивый к новому, с твердой моралью — но без догматичности, сильный — но без стремления подчинять… Я думала, что таких не бывает, — Этель улыбнулась, — но однажды январским днем он приехал со станции Эйбрауэна в такси, вошел в Ти-Гуин — и долгое ожидание закончилось!
Она подняла бокал.
— За вас, господин фон Ульрих!
Все выпили, и Этель взяла Роберта за руку.
— А теперь, Роберт, вы можете пригласить меня пообедать в «Риц», — сказала она.
— Я думал, мы пообедаем все вместе! — удивился Вальтер.
Этель взглянула на него с усмешкой.
— Не говорите глупости! — сказала она и потянула Роберта к выходу.
— Спокойной ночи, — сказал Роберт, хотя было что-то около семи вечера. Они вышли и плотно закрыли за собой дверь.
Мод рассмеялась.
— Твоя экономка невероятно умная женщина, — сказал Вальтер.
— Она меня понимает, — сказала Мод, подошла к двери и повернула ключ в замке. — А теперь — в спальню.
— Мне подождать здесь, пока ты разденешься? — спросил Вальтер, как показалось Мод, несколько обеспокоенно.
— Ну зачем… Разве ты не хочешь на меня посмотреть?
— Хочу, конечно, — голос его звучал хрипловато. — Если ты не возражаешь.
Он открыл перед ней дверь спальни и вошел следом.
Несмотря на показное спокойствие, она нервничала. Сев на краешек постели, стала разуваться. Никто не видел ее обнаженной с восьми лет. Она не знала, красиво ли ее тело, потому что ей не с чем было сравнивать. По сравнению с обнаженными натурами в музеях, у нее была слишком маленькая грудь и слишком широкие бедра. И волосы на лобке, чего почти не было у женщин на полотнах. Вдруг Вальтер сочтет ее некрасивой?
Он снял визитку и жилет и небрежно повесил на спинку стула. Наверное, когда-нибудь они привыкнут к этому, подумала она. Но пока все это было странно, и она чувствовала не радостное волнение, а робость.
Она стянула чулки и сняла шляпку. Больше никаких излишеств на ней не было. Следующий шаг был значительнее. Она встала.
Рука Вальтера, развязывающего галстук, замерла.
Мод быстро расстегнула платье и оно соскользнуло на пол. Следом отправилась нижняя юбка. Мод через голову стянула кружевную блузу. И осталась перед ним в нижнем белье.
— Ты прекрасна, — сказал он почти шепотом.
Она улыбнулась. Он всегда знает, что нужно сказать.
Он обнял ее и начал целовать. Ее нервное состояние стало проходить, она почти успокоилась. Она наслаждалась прикосновениями его губ. Губы были мягкие, а усы легонько щекотали кожу. Она погладила его по щеке, посильнее сжала кончиками пальцев мочку уха, обняла за шею, изучая его тело с возрастающим вниманием, и подумала: «Теперь все это — мое».
— Давай ляжем, — предложил он.
— Нет, — ответила она, — подожди немного. — Она сняла сорочку, под которой оказалось новомодное изобретение, бюстгальтер. Она завела руки за спину, расстегнула застежку и сбросила бюстгальтер на пол. И с вызовом взглянула на Вальтера: вдруг ему не нравится ее фигура?
— Какая красивая грудь! — прошептал он. — Можно поцеловать?
— Можешь делать все, что захочешь, — сказала она, чувствуя себя восхитительно распутной.
Он склонил голову и поцеловал ее груди, ласково проводя губами по соскам, отчего они напряглись и поднялись, будто в комнате стало холодно. Ей вдруг страшно захотелось сделать для него то же самое, и она подумала, не покажется ли ему это странным.
Он мог целовать ее грудь бесконечно, но она его легонько оттолкнула.
— Давай ты тоже разденешься!
Он разулся, снял носки, галстук, сорочку, нижнюю рубашку и брюки.
— Я робею, — со смехом сказал он. — Не знаю, почему.
— Я начну первая, — сказала Мод. Она развязала шнурки панталон и стянула их. Когда она взглянула на Вальтера, он тоже уже разделся, и она почувствовала легкий испуг, когда увидела его эрегированный член. Она вспомнила, как ласкала его через одежду в опере, и ей снова захотелось его коснуться.
— Может, ляжем наконец? — спросил он. Это прозвучало так предупредительно, что она засмеялась. Но когда увидела, что это его задело, ей тут же стало стыдно.
— Я люблю тебя, — сказала она. — Конечно, давай ляжем.
Она чувствовала такой восторг, что, казалось, сейчас разорвется сердце.
Сначала они легли рядом, целуя и гладя друг друга.
— Я люблю тебя, — снова сказала она. — Интересно, когда тебе надоест от меня это слышать?
— Никогда! — галантно ответил он. И она ему поверила.
Через некоторое время он сказал:
— Ну что?
Она кивнула и раздвинула ноги. Он поднялся и оказался над ней, опираясь на руки и колени. Она напряглась от ожидания. Перенеся вес на левую руку, он опустил правую меж ее бедер и она почувствовала, как его пальцы раскрывают ее влажные губы; то, что последовало за ними, было значительно больше. Он нажал, и ей стало больно. Она вскрикнула.
— Прости меня! — сказал он. — Я причинил тебе боль! Пожалуйста, прости!
— Просто подожди минутку, — сказала она. На самом деле было не очень больно — она больше испугалась. — Попробуй еще, — сказала она чуть погодя. — Только осторожно.
Она снова почувствовала, как головка пениса коснулась ее губ, и поняла, что он не войдет: то ли он слишком большой, то ли отверстие чересчур мало. Но она позволила ему попытаться, надеясь на лучшее. Было больно, но на этот раз она сжала зубы и не закричала. Однако ее геройство ни к чему не привело. Через несколько секунд Вальтер сам остановился.
— Ничего не получается, — сказал он.
— В чем же дело? — горестно спросила она. — Я думала, все должно выйти само собой…
— Не знаю. У меня нет опыта.
— А у меня тем более.
Она опустила руку к его пенису, обхватила его. Ей нравилось его гладить, нравилось, какой он на ощупь — упругий, но шелковистый. Она попробовала сама ввести его внутрь, приподняв бедра, чтобы было удобнее. Но он тут же отодвинулся, сказав:
— Прости, но теперь больно мне.
— Как ты думаешь, — сказала она, размышляя, — может быть, у тебя размер больше обычного?
— Нет. Когда я был в армии, я повидал много голых мужчин. И видел нескольких с действительно большим членом, чем они очень гордились. Так что у меня вполне обычный. Но не припомню, чтобы хоть кто-нибудь жаловался на подобное затруднение.