Я продолжал действовать в качестве поверенного в делах имения Раксфордов, отчасти из страха перед тем, что кто-нибудь сможет там обнаружить, отчасти — в тщетной надежде услышать какие-то новости о Нелл. Огаста Раксфорд — яростная старая дама самых эксцентрических взглядов на жизнь — явилась познакомиться со мной сразу, как только завещание Магнуса вступило в силу, и поручила мне разыскать ее ближайшую родственницу. Так начался долгий и утомительный процесс составления и проверки генеалогии, в ходе которого я выяснил, что Нелл была дальней родственницей Магнуса, хотя ни тот, ни другая, кажется, и не подозревали об этом, — отчего эта трагедия выглядела еще мрачнее. И хотя Огаста Раксфорд давным-давно зарилась на Холл, она не имела достаточных средств, чтобы сделать замок обитаемым. Однако и продавать его она не желала, так что дом в который уже раз был закрыт и обречен на долгое, медленное разрушение.

Моя исповедь окончена. Все это мучило меня дни и ночи — я не знал, чему верить. Когда я вспоминаю лицо Нелл, я не могу представить ее убийцей. Но потом я думаю об уликах, и предо мною снова возникает то, что, как я знаю, стало бы приговором всего общества: ей удалось ловко провести меня и сделать меня — из-за моей глупой влюбленности — сообщником убийства.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Рассказ Констанс Лэнгтон

Весь тот день, что я читала, не переставая лил дождь, плеща по гравию под окном гостиной и ложась лужами среди промокшей травы. Над верхним краем садовой стены клубилась серая мгла: лишь порой на краткий миг становились видны выплывающие сквозь туман голые ветви деревьев; я не раз поднимала голову от страниц повествования Джона Монтегю, чувствуя, как волоски на шее под затылком встают дыбом, и ждала, пока тепло горящего камина снова вернет меня на Элзуорти-Уок.

Задолго до того, как я дочитала до конца, я уже поняла, что все объясняется только моим сходством с Нелл, которое так потрясло мистера Монтегю, и его «необузданной фантазией» — как он сам выразился: он, видимо, решил, что я, возможно, и есть Клара Раксфорд. Душа моя приняла — можно сказать, прямо-таки ухватилась — за такую возможность, прежде даже, чем голова стала осознавать все значение этого предположения, помимо убежденности, что Нелл никак не могла причинить вред своему ребенку. У меня было множество вопросов, которые хотелось задать мистеру Монтегю, но в его письме слышалась некая странная окончательность, какая-то прощальная нота, словно он не ожидал ничего больше от меня услышать.

Мой дядя (надо сказать — к моему облегчению, так как я до сих пор не решила, что и сколько я могу ему рассказать — если вообще рассказывать об этом) отважился бросить вызов погоде и отправился обедать со знакомыми художниками, так что я взяла поднос с ужином поближе к камину и принялась изучать родословную, составленную Джоном Монтегю. Поднялся ветер, он дребезжал оконными рамами, швыряя в стекла хлещущие потоки дождя.

Карта была вычерчена так, что Клара Раксфорд (1868—?) и Констанс Лэнгтон (р. 1868) оказались бок о бок в самом низу листа. Всю свою жизнь я считала себя существом отдельным, отрезанным от остального мира. Утверждение доктора Донна «Человек — не остров» [35] всегда вызывало у меня противоположное чувство: наш дом в Холборне был островом, как ни грустно это признать, абсолютно замкнутым в самом себе, а смерть Элмы поразила нас так тяжко именно из-за этой отъединенности. Мне думается, что очень многим связь с родом Раксфордов показалась бы глубоко нежелательной, но — несмотря на всю их мрачную и даже зловещую историю — я почувствовала, что мой мир вдруг значительно расширился.

Предположим, думала я, пристально вглядываясь в тонкие переплетения линий, связывающих нас, просто предположим, что я и есть Клара Раксфорд: что из этого воспоследует? Во-первых, что Нелл невиновна в самом худшем из преступлений, которые, как считалось, были на ее совести. Впрочем, для меня уже один ее дневник служил достаточным доказательством ее невиновности в этом, точно так же, как я чувствовала уверенность, что она не имела никакого отношения к смерти миссис Брайант. И если она и вправду заперла Магнуса в доспехах, она сделала это из страха за свою жизнь — и за жизнь Клары. И в голове моей возник вопрос: не совершил ли мистер Монтегю серьезной ошибки, не передав дневники в полицию?

Но, с другой стороны, если бы Джон Монтегю предпочел утаить от полиции не только дневник, но и кинжал, и пистолет, и обрывок ткани, смерть Магнуса сочли бы несчастным случаем, результатом странного эксперимента — это выражение он сам употребил, когда говорил о своем дяде Корнелиусе, — а тогда, если Нелл действительно бежала с Кларой, у нее не было бы необходимости прятаться, как только эта новость распространилась.

Что же произошло в ночь смерти миссис Брайант? Нелл сообщила в своей последней записи, что собирается понаблюдать из библиотеки и посмотреть, кто ее вызвал на галерею. Может быть, в конце концов, она передумала? Может быть, и правда крепко спала, когда горничная постучала к ней в дверь с новостью о смерти миссис Брайант. А потом, в ту же ночь, но немного позже, она с Кларой исчезла из этой комнаты.

Я не позволю, твердо решила я, своим мыслям задерживаться на таких выражениях, как «похитить тело и душу», «свести в могилу» или на чем-нибудь еще вроде того.

И разумеется, Нелл не «свели в могилу», ведь Магнус ее видел — или утверждал, что видел, — на лестнице, уже после того, как все покинули Холл.

Однако, если это Нелл заперла его в доспехах, как в ловушке (а я в глубине души никак не могла поверить ничему иному), она, должно быть, вернулась в Холл после того, как все уехали, или же пряталась там все время. Оставшись одна, она могла бы укрыться от поисков, но только не с Кларой на руках. А если они покинули замок ранним утром, Нелл ни за что не принесла бы Клару обратно.

Особенно в том случае, если она давно планировала побег. Предположим, она устроила так, что кто-то должен был встретить ее на рассвете — может быть, в нескольких сотнях ярдов от дома, на лесной дороге — и отвезти их с Кларой в безопасное место. Предположим, иначе говоря, что смерть миссис Брайант явилась, с точки зрения Нелл, ужасным совпадением и что сама она никогда и не думала присутствовать на сеансе.

Но зачем же, когда свобода была так близка, зачем ей было возвращаться в Холл?

Да затем, что она забыла там свой дневник. Когда эти слова только складывались у меня в голове, я четко представила себе, как все это должно было происходить: Нелл, по-видимому, лежала без сна в предутренние часы, в страхе ожидая первых проблесков зари (она не решилась бы зажечь свечу — свет могли заметить), поспешно оделась… Нет, она была бы уже полностью одета… Вот она берет ребенка на руки — девочка еще спит, усыпленная лауданумом, запирает за собою дверь, в ужасе — вдруг щелчок замка ее выдаст, но понимая, что это даст ей больше времени на то, чтобы уйти подальше от Холла. Неудивительно, что она забыла на столе дневник; загадкой остается, почему она рискнула за ним вернуться.