«Потрясающая девушка, — подумал Гарри, и почувствовал, что еще немного и он ею увлечется. — Стоп, остановись, — твердил он себе, — подумай. При чем здесь она и ее внешность? Тебе ведь нужно только благополучно долететь, да еще прихватить бриллианты. Она опасна, вот это надо иметь в виду прежде всего».
— Вы когда-нибудь раньше летали? — спросил он.
— Только несколько раз в Париж, с мамой.
С мамой, в Париж, надо же, совсем другая жизнь. А его мать так никогда и не увидит Париж, как, впрочем, не полетает и на самолете.
— Ну и как вам там, сплошь бомонд, наверное?
— Терпеть не могла эти поездки. Приходилось торчать в обществе, в скучной английской колонии, а хотелось на улицу, куда-нибудь в кафе, где играет негритянский джазовый оркестр.
— А меня ма тоже как-то возила к морю, я плескался в воде, ел мороженое и чипсы.
Гарри с ужасом осознал, что сейчас начнет врать. Так всегда было, когда он трепался с девчонками из знатных семей о своем детстве. Вот сейчас будет туманно намекать на частную школу, врать про особняк за городом. Но Маргарет знала его тайну, а больше все равно никто ничего не услышит, ведь они сидят далеко, да и моторы шумят сильнее обычного. И тем не менее каждый раз, когда он говорил только правду, у него было такое чувство, что он вывалился из самолета с парашютом и ждет, пока тот раскроется.
— Везет, — мечтательно произнесла Маргарет, — меня не возили к морю. Соседские девчонки рассказывали об этом, а мы с сестрой завидовали. Отец же говорил, что нам плескаться неприлично, не подобает.
Гарри позабавило это слово. Надо же, еще одно доказательство, что он родился в рубашке: дети из респектабельных семей, где есть все — шикарные лимузины, меховые манто, — завидуют его «босоногой свободе» дешевым чипсам.
— Я помню тот воздух, — продолжала она, — удивительный запах свежего хлеба из пекарни, аромат масла на ярмарке, пряные запахи пива и табака из раскрытой двери трактира. Людям так нравятся эти места, а я, например, и в кабаке-то никогда не была.
— И не много потеряли. В отеле «Риц» меню куда лучше.
— Вот видите, нам обоим больше по душе чужая жизнь.
— Но я, правда, видел и ту и другую, и точно знаю, какая лучше.
Минуту она сидела в задумчивости и наконец спросила:
— Как вы хотите распорядиться своей жизнью на Земле?
«Странный вопрос», — подумал Гарри.
— Наслаждаться, конечно.
— Нет, а если серьезно?
— Что значит «серьезно»?
— Ну, каждый хотел бы развлекаться, жить в свое удовольствие. А заниматься-то чем?
— Тем, чем сейчас. — Неожиданно для самого себя он ощутил жгучее желание открыть ей то, чего еще никогда никому не говорил.
— Вы читали «Вор-любитель» Хорнунга? — Она отрицательно замотала головой. — Он курил турецкие сигареты, одевался в великолепные наряды, незаметно проникал в дома к богатым людям и крал их драгоценности. Так вот, хочу быть похожим на него.
— Вечно вы шутите, — ответила она резко.
Он обиделся. Да, она очень болезненно реагирует на любую чушь. Но это же не глупость, а подлинная мечта.
— Нет, на сей раз я не шучу, — заметил он с вызовом.
— Но нельзя оставаться вором всю жизнь! Когда-то надо и остановиться, иначе можно кончить свои дни в камере, за решеткой. Даже Робин Гуд в итоге женился и стал вести оседлую жизнь. А ваша истинная мечта?
Обычно Гарри мог привести здесь целый список: квартира, машина, женщины, рестораны, первоклассная одежда, драгоценности. Но сейчас он знал, что такой ответ вызовет лишь презрительную улыбку на ее лице. Он, правда, постоянно твердил себе, что его мало заботит ее отношение, но, по большому счету, она заглянула туда, куда еще никто не заглядывал — прямо ему в душу, — и совершенно справедливо сомневалась, что он хочет только брать от жизни как можно больше, иными словами, прожигать ее. Он внезапно осознал, что не может, не в силах лгать этой девушке, которая его раскусила.
— Я бы, наверное, хотел жить в загородном доме с мощными толстыми стенами, увитыми плющом.
Ответ прозвучал довольно откровенно. Что это? Неужели он, вор, поддался эмоциям?
— Там была бы лужайка с теннисным кортом, конюшня, красивые растения. Я бы ходил в коричневых сапогах, твидовом костюме, беседовал с конюхом и садовником, они бы считали, что я настоящий джентльмен. Все деньги пустил бы в какое-нибудь прибыльное дело, но не транжирил. Летними вечерами у меня в саду собирались бы гости, ели клубнику со сливками. И обязательно пятеро детей — дочек — таких же прекрасных, как их мама. Вот моя мечта.
— Пятеро! — она засмеялась. — Тогда вам лучше выбрать мамочку посильнее. — Но Маргарет тут же снова стала серьезной. — Теперь верю. Это и впрямь прекрасно. Думаю, когда-нибудь так и будет.
— А вы? — спросил он. — В чем ваша мечта?
— Хочу сражаться за родину, вступить в ополчение. Немного странно, когда женщина, девушка, говорит об армии. Но сейчас это перестало быть редкостью.
— И что вы там будете делать?
— Водить машину, хотя бы санитарную.
— Это ведь опасно.
— Знаю. И не боюсь. Мне хочется принять участие в схватке. Это наш последний шанс остановить фашизм. — Ее подбородок решительно выдвинулся вперед, глаза бесстрашно сверкали. «Она чертовски храбрая», — подумал Гарри.
— Вы говорите с такой убежденностью.
— У меня был… друг, он погиб в Испании. Я хочу продолжить его дело. — Она внезапно стала печальной.
— Вы любили его? — Вопрос сам слетел с губ. Она молча кивнула.
Гарри видел, что Маргарет чуть не плачет. Он тихонько тронул ее за руку.
— И все еще любите, как я вижу.
— Всегда буду помнить о нем. — Ее голос опустился до шепота. — Его звали Ян.
Гарри почувствовал комок в горле. Захотелось заключить ее в объятья, утешить, уберечь. И он бы, наверное, сделал это, если бы не ее краснолицый папаша, который сидел в дальнем углу, посасывая виски и читая «Таймс». Поэтому ему пришлось ограничиться только осторожным, незаметным пожатием руки. Впрочем, Маргарет поняла его и благодарно улыбнулась.
Пришел стюард.
— Ваш ужин подан, мистер Ванденпост.
Гарри удивился. Неужели уже шесть? Ему не хотелось прерывать разговор с Маргарет. Она, казалось, прочла его мысли.
— У нас еще будет уйма времени для разговоров. Мы будем вместе еще двадцать четыре часа.
— Ладно, пойду. — Он улыбнулся и опять тронул ее за руку. — Я не прощаюсь.
«Странно, — подумал он, — я начал разговор, чтобы приручить ее, прощупать намерения, а закончил тем, что выболтал все свои секреты». Эта девушка определенно имеет над ним какую-то власть. Это пугало, но хуже всего, что ему самому это нравится.