Троица двинулась выполнять приказания. Блондинка подошла к Ловкому, воззрившемуся на неё с чётко улавливаемым уважением сильного к ещё более сильному.
— Ничего за последние сутки странного не было? Не считая сегодняшнего перепляса? Заметил чего, нет?
— Ничего. — Чернявый помотал головой с вдохновенной убедительностью, но Лихо и сама видела, что он не врёт. — Не было. Мы ж в Тихолесье, кажется… А что — должно было быть?
— Везучий ты человек, Ловкий, коли тебя пока не затронуло. Мой тебе совет — сворачивай лавочку и дуй поближе к народу. В Суровцы не суйся. Суровцев больше нет.
— Как?!
— Молча, Ловкий. Всплеск пришёл, когда не ждали. Держи «плескалку» вместо креста нательного и дальше решай сам. Я тебя предупредила. Если через месячишко ничего не прояснится, значит, на том свете свидимся. Счастливо оставаться. Да, и в Замурино не лезь. Там от населения одни кровавые мазки остались. Хорошо, что лично не видела, ребята поделились…
Она развернулась и пошла к машине, чувствуя на спине растерянно-озадаченный взгляд чернявого.
Забираясь на водительское место, которое, казалось, ещё помнит тепло тела Германа, Лихо увидела, как Ловкий что-то экспрессивно талдычит брату, делая красноречивые жесты всеми конечностями. Потом они быстро побежали к «дзоту», наверняка начиная распихивать по баулам всё заработанное нелёгким трудом на ниве частного предпринимательства. Спасение — спасением, а барыш бросать не годится.
Лихо повернула ключ в замке зажигания, и спустя полминуты «Горыныч» лёг на прежний курс, держа путь в бывшую Первопрестольную. Можно было ничего и не говорить Ловкому, уехать, оставив его в неведении относительно происходящего. Но чернявый абсолютно не виноват в происшедшем, он-то тут при чём? — пускай спасается, как может. Она не могла по-другому.
Но легче не стало. Перед глазами стоял блеск стальной рыбки, неумолимо приближающийся к спине Германа, который, скорее всего, так и не успел понять, что умирает… Ведь можно было не заезжать в эту шашлычную, перебились бы как-нибудь. Случайность, нелепая случайность. Одна такая спасла их четверых от неминуемой западни Всплеска, другая, словно отыгрываясь, забрала Знатока. И ничего нельзя вернуть, поменять, исправить… Но под сердцем всё равно сидела тупая шершавая заноза, беспокойно ворочающаяся от любого воспоминания о только что минувшем.
Лихо бросила быстрый взгляд в зеркало заднего вида. Книжник сидел, прижавшись лбом к стеклу, и как будто не замечал всех кочек и трещин, на которых даже великолепно сбалансированного для езды по бездорожью бронированного монстра нещадно потряхивало и водило из стороны в сторону.
И снова сосредоточилась на езде, благо что дорога стала сущим наказанием — немного зазеваешься и останешься без колёс.
«На таких трассах в преисподней лихачи и вся остальная братия, не нашедшая компромисс с правилами дорожного движения, на потеху чертям гоняет. — Лихо ловко объехала выбоину, которую мог оставить лишь налакавшийся первача тираннозавр, пытавшийся отплясывать „сударыню-барыню“ изо всех своих тираннозаврьих силёнок. — На спорткарах, без тормозной системы…»
Встречных машин больше не было, что не особенно удивляло, даже принимая во внимание то, что ещё три с лишним десятилетия назад трасса носила название федеральной. Но хрен его знает, что могло стрястись в других районах Материка за последние сутки… Было бы наивным считать, что все беды в одночасье рухнули лишь на многострадальные Суровцы, а в остальном, прекрасная маркиза, — везде тип-топ. Ну и, конечно же, ни для кого не было секретом, что во времена Сдвига механизм, имеющий двигатель внутреннего сгорания, — это более чем роскошь. Потому что горючка, наравне с едой, стояла вторым пунктом в списке жизнеобеспечения, сразу после оружия и боеприпасов.
Машины, как правило, имелись у серьёзных группировок, вроде суровцевской. К какому виду жизнедеятельности склонялись эти группировки — особой роли не играло, главное, что они представляли собой реальную силу, способную на решительные действия, с помощью которых можно было обеспечить приемлемое существование в окружающей среде. Неважно — был это чистый криминал или мирная политика. «Мирная», конечно же, сугубо в тех рамках, в которых позволяло удерживаться нынешнее мироздание, никоим образом не заточенное под расцвет либерализма и демократии. И успешная добыча топлива была одной из задач, для положительного решения которой одиночки и мелкие, «дикие» криминальные формирования не годились. Только серьёзная сила, имеющая в своём активе всё необходимое для приобретения и безопасной транспортировки горючки к месту проживания. Нет, конечно же, автолюбители всех мастей могли иметь четырёхколёсного друга, вот только все горести и хлопоты, связанные с его содержанием и передвижением на нём, ложились исключительно на них самих. Любишь кататься — люби и от беспредельщиков отбиваться… Положение кое-как выправляло то обстоятельство, что после наступления Сдвига не только горючка, но и многие другие вещи приобрели (согласно каламбуру) свойства сохранять свои полезные свойства в несколько раз дольше, чем это было до новой реальности бытия. Еда могла храниться в пять, шесть, семь раз дольше, чем раньше. Одежда изнашивалась гораздо медленнее, металл ржавел ещё более неторопливо, и так далее, и тому подобное… Никто не забивал себе голову, почему произошло именно так, а не эдак. Подавляющее большинство мнений на этот счёт соглашалось с распространённой поговоркой: «С паршивой овцы — хоть шерсти клок». Тем более что на этом почти все полезности, принесённые катаклизмом, исчерпывались.
В багажниках «Антары» и «Патриота» нашлись две с половиной канистры горючки, самым законным образом перекочевавшие в грузовой отсек «Горыныча». Что позволяло чувствовать себя немного увереннее, на ноготок, на самую чуточку, но всё же…
— Что дальше будем делать? — Алмаз разорвал тягучую завесу молчания, выглядевшего как последняя дань Герману. — Проводника будем искать или в омут головёнками? Можно, конечно, как Знаток вчера предлагал, — спиритическое блюдечко вместо навигатора приловчить и переть, где — буром, где — аллюром, а где — не дыша и не пукая. Есть мнения?
— Есть мнение — доехать до златоглавой. — Лихо выехала на ровный участок дороги, радующий глаз своей изрядной протяжённостью, и притоптала педаль газа. — А там поглядим, покумекаем… Пылится у меня в заначке одна идейка, отнюдь не убогая, нет… Глыба, конечно же, что касается связей — был сущий кладезь, но кое-что и мне перепало. Есть один человечек, как Герман давеча изволил высказаться высоким штилем — из государственных. Не сошка-пристебай: важняк, тяжеловес. Андреич мне недавно задвигал, что тяжеловес этот снова хочет всё в кучу сгрести. Собиратель земли русской, ага… Не то чтобы идея плоха, нет. Только времени на её воплощение, как показывают последние изменения действительности, нема совсем. Тридцать пять… ну ладно — четверть века всё разваливалось, и уж за месяц — точно назад не склеить. По идее, мы ему сейчас, как козырной туз из рукава, без вариантов…
— А он тебя точно помнит? — Шатун с сомнением поглядел на Лихо. — Когда ты в последний раз там была? С полгода назад, не меньше…