— Кромсай, не жалей! — с кровожадной физиономией покрикивала Лихо, присев на корточки возле побагровевшей рожи Бухарина, так чтобы он видел её настрой. — Да не возись ты — руби с размаху: подумаешь, на одно полужопие меньше станет. Нам ведь не его волосатые булки нужны, а то, что между ними. А, Колюня? Не шалишь в анус инородными предметами? Ничего, иногда что-то приходится испытывать впервые…
Книжник справился со штанами, с треском разорвав плотную материю.
— Вот он, вот он, сладкий миг свидания с неизведанным. — Блондинка зашла сзади и звучно приложила Бухарина ладонью по голому заду. — Готов, бизнесмен? Ишь, кого обмануть хотел, дурашка челябинская…
Балаболкин дёргался, безуспешно пытаясь освободиться от мёртвой хватки Шатуна. Лихо сделала громиле знак, и он чуть-чуть ослабил нажим.
— Ещё один шанс, — скучным тоном сказала блондинка. — Говори, но по существу.
— Да вы знаете, на кого залупились?! — взревел Николаша. — Да от вас потом…
Шатун снова приплюснул его лицо ладонью, вдавливая в диван. Словесный поток прервался.
— Не получается у нас общения, — подытожила Лихо. — Угрозы, опять же… Книжник, иди пока, пошукай по закромам, может, найдёшь, что нам надо. А мы дальше потрендим, как получится.
Очкарик слинял в соседнюю комнату, которая, как мельком успела заметить Лихо при лихом заходе в квартиру, была превращена в некоторое подобие склада. Блондинка наклонилась, почти вплотную касаясь своим носом носа Бухарина. Тот попытался зажмуриться, но Лихо оттянула ему веко, заставляя смотреть.
— Значитца, так! — Лицо блондинки исказила зверская гримаса. — Слушай сюда, Балаболкин. Я с тобой больше «сю-сю» разводить не буду. Насчёт испанской инквизиции — это я слегка пошутила. Но я и без того девушка талантливая, а уж в этом отношении — особенно. Слышал, что бабы гораздо превосходят мужиков в том, что касается жестокости?
Она выпрямилась, прошлась по комнате, отыскивая что-нибудь подходящее. Балаболкин вздрагивал от звона бьющегося стекла, звуков падающих на пол предметов. Через полминуты Лихо вернулась, продемонстрировав ему «розочку» из разбитой бутылки с сильно сужающимся горлышком, почти целую парафиновую свечу и обильно тронутый ржавчиной венчик для миксера.
— Всё для тебя, падла. — Она погладила его свечой по щеке. — При виде такой гниды, как ты, у меня начинает бурно работать фантазия. Ещё ни с кем подобной штуки не проделывала, специально для тебя расстаралась. Назовём её… ну хотя бы «тройка». Чего ты хочешь, штука тройка? Сквозь геморрой пролазя бойко. Сначала… следи за мыслью, пидор незаурядный, — берём свечечку, поджигаем и запихиваем целиком. Для разминки.
Балаболкин уже даже не дёргался, а трясся. Лихо сделала Шатуну знак держать его таким макаром, чтобы не мог издать ни звука.
— Потом берём бутылочку и начинаем внедрять следом за свечкой. Ну там, как водится, — кровушка, вследствие дефлорации. Ничего, я тебе туда-сюда с десяток раз пройдусь — разработается. И напоследок — вот эту загогулину.
Она повертела венчиком у него перед носом.
— Я тебе её затолкаю так, что хрен достанешь. Ржавчина в кровь попадёт, заражение будет. Сдохнешь, мразь. Я тебе это обещаю. Главное, чтобы ты не мазохистом был, а то мои все старания насмарку. Да вижу, что не мазохист, а просто гнида со жлобским характером…
Она запалила свечу и зашла сзади, несколько раз капнув горячим парафином на обнажённые ягодицы. Бухарин что-то надрывно мычал сквозь ладонь Шатуна.
— Мнится мне, что снизошло на тебя раскаяние, — ухмыляясь во весь рот, сказала Лихо. — Убери ладошку, Шатунчик. Послушаем, чем птичка певчая нам слух усладит. Только последний раз предупреждаю — говорить по существу. Будет хоть одно слово не по делу — получишь весь обещанный набор удовольствий. Буду трахать тебя до невменяемости, понял, тварь?!
— Ваша штука у Герцога! — выпалил Бухарин, как только Шатун убрал ладонь. — Часа два назад забрали, у меня нет ничего. Клянусь чем угодно! У Герцога!
Вернулся Книжник, меланхолично разведя руками. Лихо слегка посмурнела.
— Герцог — это тот, кто над тобой стоит? — Николаша отчаянно закивал, насколько позволяла его поза. — А ему-то она зачем? Абсолютно непонятная хрень, ладно бы там — разрисована была затейливо или ещё что…
— Он всякие диковины собирает, — сообщил Бухарин. — Честно говоря — всякую ерунду, на мой взгляд: камни необычной формы, ещё что-то — лишь бы в этой вещи что-то необычное имелось. Ваза как-то у меня разбилась на четыре почти идеально одинаковые части — тоже себе забрал. Прибабахнутый он на этой почве.
— Не хватало нам ещё этого коллекционера с аристократической кликухой и криминальными повадками, — вздохнула блондинка. — Но дело было вечером, делать было нечего… Где твой собиратель редкостей проживать изволит?
— Вы… Вы что? — Балаболкин воззрился на Лихо с самым обалделым видом. — Вы втроём к нему собираетесь? Да у него на точке человек пятнадцать — как минимум. И у каждого трещотка. Порвут вас, это уж как само собой разумеется.
— А ты у нас прямо оракул. — Лихо повертела всё ещё горящей свечой у него перед носом. — Челябинский обыкновенный. Или ты это от безнадёги так каркаешь?
Николаша замолчал.
— Так я не слышу ответа на вопрос. Адреса, пароли, явки. Или мне продолжить увлекательные манипуляции со свечкой?
Бухарин, пасмурно сопя, назвал координаты. Лихо задумчиво посмотрела на него.
— Прямо не знаю что сказать… Ты бы хоть соврать попытался, что ли. А то выложил всё как на духу — никакой морально-волевой стойкости. Слышал бы тебя сейчас Герцог, наверняка бы опечалился, что в его герцогстве такие слабые места наличествуют. Скажи мне лучше, имеет ли смысл попытаться договориться с ним полюбовно. Ну там — кругляш махнуть на что-нибудь… К обоюдному удовлетворению. Или как?
— Не получится. Он до своей коллекции — на всю голову раскуроченный. Однажды при мне на Перекрёстке одного торгаша лично пристрелил. За сущую безделуху, которая ему глянулась, а тот чучундрик уронил её, погнул что-то… Герцог ему всю обойму из «Овода» в лицо высадил. А с вами даже разговаривать не станет. Это в лучшем случае.
— Ясно. — Лихо погасила свечку. — Тряхомудия не из самых жизнерадостных. Так говоришь — полтора десятка шибздиков с пукалками…
— Как минимум. А то и больше.
— Взводом больше, взводом меньше… Как выглядит твой Герцог?
— Высокий, лоб с залысинами. Нос такой — прямо орлиный. Прихрамывает на левую ногу. На левой скуле — шрам в виде запятой. Волосы тёмно-русые.
— Понятно, — сказала Лихо. — Теперь поведай: он тут самый крутой, или у него конкурентов — пруд пруди?
— Нет у него конкурентов, — с каким-то непонятным сожалением пробурчал Балаболкин. — Уже года четыре, как он тут всё под себя подмял. Самый козырной, куда бы деться…
— Козырной, говоришь? Не было на него джокера…