— А значит, круг замыкается, — глухо сказал Книжник, зябко передёрнув плечами. — Действительно замыкается. Не верю я в такие совпадения. Герман никогда не рассказывал, что видел что-то похожее в действии, не считая, конечно же, только что упомянутого Лихо дня… Значит, всё же конец. Без дураков и отсрочек.
— Конец, — эхом откликнулся Алмаз, не сводящий глаз со здания, находящегося метрах в сорока от «Горыныча». От которого остался один большой чёрно-зеленовато-белый каменный наплыв, высотой в половину роста взрослого мужчины.
Дорога, по которой они ехали, тоже выглядела как-то необычно — словно покрытая блестящей, светоотражающей плёнкой, и казалось, что она гибко проминается под колёсами «Горыныча». Как будто эта плёнка была защитной, и под ней находился расплавленный до жидкого состояния асфальт.
— А почему нет никого? — безо всякого интереса, скорее для проформы, спросил Шатун. После того, что они увидели вокруг себя, ответ был очевиден.
— Хоть кто-нибудь должен был уцелеть, — так же вяло поддакнул Алмаз. — Не должно же быть, чтобы вообще никого в живых не осталось…
Но в его взгляде читалось совершенно другое, перешедшее из разряда догадок и гипотез в разряд почти несокрушимого знания. Если плавился бетон и кирпич, то что уж можно говорить о податливой человеческой плоти? Алмаз, как и все остальные в машине, включая прилично адаптировавшегося к новому раскладу бытия за последние дни Книжника, не относились к когорте придурковатых оптимистов, в любой жопе старающихся найти лучик солнца. Вряд ли кто-нибудь уцелел, уж будем реалистами, в самом-то деле. Сомнительно, что к каждому жителю Кургана, перед тем как город стал подобием набора разнокалиберных восковых огарков, постучался вежливый аноним, сердобольно предупредивший о грядущем глобальном шухере.
— Смотрите! — Книжник ткнул пальцем куда-то влево и назад, и Алмаз уловил в его голосе нечто особенное, извещавшее о чём-то более веском, чем ещё один причудливо и страшно выглядевший торговый центр. Ударил по тормозам, одновременно протягивая руку к автомату. Оглянулся.
Среди потёков, почти слившихся из двух в один, мелькнуло что-то непонятное, быстрое. И тут же скрылось. Алмаз успел заметить только неясный силуэт, в котором ему померещилось что-то по-паучьему проворное.
— Вижу. — Внедорожник поехал дальше. — Давай лучше дорогу подсказывай. Надеюсь, никто не собирается открывать в этих пенатах туристическое агентство и зашибать свою копеечку на здешних красотах… А значит — не вижу смысла в задержке.
— Прямо давай, — сумрачно сказал очкарик. — Особо петлять не придётся. Когда скажу — повернёшь…
«Горыныч» вдруг ухнул передком вниз и забуксовал на месте — отчаянно, с каким-то надрывом.
— Ебулдыцкий шапокляк! — Алмаз сделал ещё несколько попыток, но внедорожник сидел плотно. — Приехали, мать твою кривой козой по копчику… Какого хрена?!
Он вылез из кабины и подошёл к передку «Горыныча». Снова выматерился, яростно пнув по крылу.
— Дивно сели. — Лихо присоединилась к стеклорезу, скептически оглядывая причину остановки. — Ладно, придумаем что-нибудь…
Внедорожник провалился обоими передними колёсами, сев на брюхо, застряв в приличной трещине, до этого момента скрытой блестящей плёнкой.
— Шатунчик, есть возможность блеснуть твоими талантами. — Лихо обернулась к громиле, досадливо взирающему на засевший внедорожник. — Надо легонько так, мизинцами подтолкнуть — оно и покатится. Или на «слабо» тебя брать придётся?
— Если бы трендежом можно было вытолкнуть машину, то мы бы уже ехали, — буркнул Шатун. — Взяла бы и толкала.
— А кто вам будет создавать полную гармонию в коллективе, если у меня вдруг развяжется пупок, и вы будете вынуждены похоронить меня в этой самой трещине? — невозмутимо парировала Лихо. — Влепив вместо надгробия покрышку от «Горыныча».
— Трепло, — беззлобно бросил Шатун, примеряясь, как половчее будет взяться за дело. — Сдаётся мне, что Лукавин тебя не за аппетитные абрисы в Первопрестольную подтянуть хотел. А за умение глушить конкурентов тугой струёй словесного поноса. Скажи ещё, что я неправ.
— И ничего-то от тебя не скрыть, сообразительный ты наш.
— Лихо! — вдруг заорал Книжник. — Слева!
Блондинка мгновенно повернулась, выхватывая «стечкин». Алмаз уже держал «дыродел» на изготовку, нашаривая взглядом предмет тревоги очкарика.
Причина, заставившая Книжника заблажить не своим голосом, торчала метрах в двадцати пяти от «Горыныча». И выглядела как гибрид крупной собаки и паука высотой около метра.
Тело было скорее собачье, частично покрытое грязной, свалявшейся шерстью. Голова таращилась сразу четырьмя парами паучьих глаз, оскалив широкую пасть с целым частоколом игольчато-острых клыков. Из пасти медленно тянулись струйки бледно-зелёной слюны. От собачьих лап остались крохотные культяпки, и вместо них имелось шесть длинных паучьих, растущих из позвоночной области туловища и нетерпеливо переступающих на одном месте. Впалые бока, без малейшего намёка на рёбра, мерно расширялись и суживались, и под тонкой, будто покрытой каким-то грязно-ржавым налётом кожей что-то быстро перемещалось. Словно там находилось ещё с полсотни маленьких паукособак, готовых вырваться наружу при первом же удобном случае.
Тварь стояла на одном месте, пока что не делая попыток напасть. Неподвижно зыркала своими восемью, размером с кулачок новорожденного ребенка, глазищами, расположенными в художественном беспорядке, ничем не отличающемся от беспорядка обычного: давила на психику, гнида…
Лихо пошарила взглядом под ногами, наклонилась, подобрала валяющийся на дороге кусок оплавленного чего-то. Размахнулась, старательно прицелившись в скалящуюся морду. Кусок вроде бы обыкновенного кирпича, принявшего форму обкатанного морскими волнами голыша, чиркнул по боку ублюдка, чувствительно задев одну из ног. Монстр зашипел, шарахнувшись на полметра в сторону. И снова остановился, не кипя желанием отступить.
— Брысь! — рыкнула блондинка. — Пшёл, корявый!
Реакцией был очередной оскал и чуть более частая суета находящихся под кожей существа организмов. А может быть, и не их вовсе, но что бы там ни было — выглядело это предельно паршиво, вызывая самое стойкое желание всадить в рёбра паукособаке обойму, до предела забитую пульками со смещённым центром тяжести.
— Лихо! — Алмаз показал куда-то вперёд. Там появились сразу три членистоногих друга человека, совершенно хамским образом ощерившихся на стоящих возле машины людей. Спустя несколько мгновений справа от «Горыныча» появились очертания ещё одной твари, которую при всём желании нельзя было бы спутать с уцелевшим жителем Кургана, жаждущим поприветствовать заезжих гостей.
«Бах!» — «Стечкин» в руке Лихо дёрнулся, и самая ближняя к ним паукособака со всё тем же шипением подпрыгнула на месте, задёргала всеми лапами и начала заваливаться на бок. Матово-чёрные выпуклости глаз оставались бесстрастными, и только судорожные движения всех шести ног свидетельствовали о том, что ей очень «бо-бо». Морда елозила туда-сюда, размазывая по земле зеленоватую слюну, которой, казалось, стало ещё больше.