— И что мне теперь делать? — спросила Вика.
— Жить, что же еще? — улыбнулся Максим. — Деньги пока есть, а работу новую потом найдете, летом, когда потеплеет.
И тут же, без паузы выдал, но уже почти умоляюще:
— Вика, у вас чай есть? Я так замерз, аж зубы сводит. Как вы тут живете?
— Извините, пожалуйста! — Вика взвилась с места, как ужаленная. — Есть, конечно, есть! Сейчас, подождите немного!
В хозяйстве у нее нашлось все — и чай, и к чаю, и в чай. Постепенно в чашки стали доливать только коньяк, и в квартире стало заметно теплее. А за окном совсем стемнело, и скоро через задернутые шторы просвечивали только дальние огоньки уличных фонарей. Комната оказалась просторной, диван широким, а одеяло легким. Но оно почти не понадобилось, и без него было неплохо. Уже за полночь Максим выбрался, наконец, в холодную, как пустой спортзал, ванную и внимательно осмотрел себя в зеркале. По плечу к ключице расползался здоровенный кровоподтек. Это ничего, могло быть и хуже. Кости целы, их подвижность не нарушена. Максим вернулся в комнату, оделся, вышел в коридор. Закутанная в одеяло Вика побрела следом, прислонилась к стене, наблюдала за Максимом. Очки она забыла то ли на кухне, то ли в комнате, и теперь щурилась близоруко. Максим потянулся за курткой и краем глаза увидел нечто очень знакомое, но основательно подзабытое. На полке под зеркалом лежали распечатки — три обычных белых листа. А на них — анатомическая мишень с указанием количества выстрелов, пораженных зон и полученных очков.
— Нормально, — Максим просмотрел распечатки.
Всего выстрелов по пять, пораженные зоны в основном от седьмой до десятой. И количество баллов почти максимальное.
— Это я в тир ходила, — пояснила Вика, — после кошки. Просто так, чтобы научиться. На всякий случай.
— Неплохо. А из чего стреляла?
— Это биатлонная винтовка, это итальянский спортивный пистолет, название забыла. А это «Викинг», с ним сложно, там такая отдача, что чуть из рук не выпал. — Вика забрала из рук Максима листы и перебирала их. При стрельбе из «Викинга» действительно попадание зафиксировано всего одно из пяти. Зато в яблочко, вернее, в десятку, в ту, что в самом центре головы мишени. Максим еще раз глянул на девушку, потом сгреб ее в охапку, прижал к себе и произнес тихо:
— Тебя никто не тронет, поняла?
— Поняла. А у тебя плечо болит, я заметила. Это… сегодня? Вернее, вчера?
Максим легонько щелкнул ее по носу, и Вика зажмурилась.
— Много вопросов задаешь. Все, я позвоню.
Девушка что-то сказала на прощание, но Максим уже не слышал. Он сбежал по ступенькам, толкнул дверь подъезда и вышел на мороз. Вдохнул глубоко холодный воздух. Надо же, а помойкой здесь совсем не пахнет. Зато воды горячей и отопления нет. Получается, одно из двух — либо воздух свежий, либо комфорт и тепло в домах. Все и сразу бывает только в волшебных сказках.
В местном эфире после происшествия на заводе шум поднялся феерический. Словно и новостей других не было, все каналы дружно кричали об одном, пересказывали на все лады леденящие кровь подробности.
И три накрытых черным полиэтиленом трупа в развалинах показали, и разгром в приемной со следами крови на радиаторе отопления. Свидетели откуда-то взялись, расписывали взахлеб все, что якобы видели. И несли чушь в полном соответствии с выражением «врет как очевидец». Налетчик, по словам одного, был в зеленой куртке и джинсах, по словам другого — в синем пуховике и камуфляжных штанах. Третий, вернее, третья — важная тетенька с начесом на голове и мелкими кривыми зубками — видела вообще двоих. Один ждал на улице, второй расправился с несчастным Букиным в его кабинете. О судьбе припадочного генерального директора история почему-то умалчивала, показали только «скорую», выезжавшую через проходную завода, и все. Начальник местного ГУВД дал на фоне пустого букинского кабинета торжественное обещание найти и покарать убийцу. Или убийц, пока он точно не знает. Но когда узнает, то соберет по этому поводу пресс-конференцию и обо всем расскажет уважаемым господам журналистам. А те, в свою очередь, — взволнованным гражданам. Дальше пошли другие сюжеты: стандартная чушь о коммунальных проблемах, об успехах трудовых коллективов и прочее. Закончились выпуски традиционно — сообщениями о пропавших собаках, кошках и людях. К двум или трем потеряшкам, лица которых Максим уже успел запомнить, прибавился еще один — предпенсионного возраста мужичок с коротким ежиком волос на голове и косящими к правой скуле мутными глазками. На первый взгляд — вылитый бомж, но бомжей не ищут, их родственники не тратятся на объявления по ТВ. Значит, этот человек кому-то дорог, и близкие люди еще надеются увидеть его живым. Впрочем, искать порой людей особой категории бесполезно. Как можно найти человека, который шел в булочную, встретил старого знакомого, согласился выпить пива, отключил сотовый, выпил лишнего, поехал с ним на электричке в деревню к родственникам собутыльника, а там добавил самогона, остался ночевать, поругался с хозяином, получил ножом под ребро и в результате лежит закопанный в заброшенной силосной яме? И о нем никто, кроме убийцы, уже не помнит, поскольку все тогда были пьяные. Не помнит и тот старый знакомый, который давно живет в другом конце страны. Вот и получается, что реально необъяснимых потеряшек единицы — а таких «нелогичных» много. Но это ладно, это черт с ним. Плохо, что в новостях о Стрелкове тоже традиционно, как о покойнике, не сказано ничего. А это уже начинает напрягать.
Максим дважды просмотрел выпуски обоих местных каналов, и, как на работу, пошел в торговый центр, в успевший стать почти родным ресторанчик. Подпольные СМИ порадовали обилием почти достоверных подробностей, но о причинах произошедшего на заводе не догадался никто. Зато все были на стороне налетчика и всячески выражали свое восхищение его подвигами. По мнению большинства, некто, покусившийся на целостность букинской туши, косвенно нанес урон Стрелкову. И немалый урон: заводик по производству керамогранита был одним из основных доноров «фонда города», и теперь одной дойной коровой стало меньше. Комментарии к новостям не удивили — с первых дней пребывания в городе Максим понял, что Стрелкова люди ненавидят. Последний случай лишь подтвердил правильность сделанного ранее вывода. Ничего удивительного — мэр, если нужно, умеет притворяться добродушным, но старается не утруждать себя показухой. По всему видно, что команды у него нет, для него люди — расходный материал, он не брезгует сотрудничать с самыми отъявленными негодяями. И без сожалений предает их, как только они перестают быть полезными. Так что нечего удивляться, что люди при первой же возможности мэра не тухлыми яйцами — гранатами закидают.
«Рад, что вам понравилось», — Максим допил кофе. Может, смерть основной золотоносной курицы заставит Стрелкова вернуться в город? Может быть, может быть… Время покажет. Максим позвонил Вике. Встретиться договорились через час, после того, как она закончит занятия с последним на сегодня учеником. Возле ее квартиры Максим оказался минут через сорок, и уже собрался позвонить в дверь, но отдернул руку, отступил назад. И пошел вверх по ступеням на второй этаж, потом на третий. Здесь уже почти невозможно было дышать от запаха газа: где-то утечка, в одной из квартир. И никто не шевелится, словно ждут взрыва, а ведь сейчас достаточно искры. Концентрация газа такая, что рвануть может в любую секунду, и рвануть неслабо. Максим позвонил в ближайшую квартиру, открыла пенсионерка в длинном халате и растоптанных войлочных тапках.