Окованный железом острый нос лодки-телеги с мерзким чавканьем вышел из брюха гигантской сороконожки. На нем остались петли сокращающихся внутренностей, похожие на подыхающих змей. Увидев это, Лисса побледнела и, выронив палаш, перегнулась через борт.
– Все-таки девчонка, – сказал Снайпер, синхронно бросив палаш с ножом в ножны и расстегивая чехол СВД. – А я уж сомневался.
Девушку сотрясали спазмы. Лис держал ее за ремень, удивляясь про себя. Странный народ женщины. Его распоротый живот зашивала – хоть бы что. А увидела кишки мутанта, и давай блевать.
Между тем Снайпер вскинул свое оружие, ловя в прицел слабо фосфоресцирующее в темноте тело сентипида, удирающего со всех ног. Нельзя, чтобы тварь ушла и привела с собой других. Значит, придется потратить еще один драгоценный патрон.
В тоннеле хлопок выстрела прозвучал оглушительно. Снайпер целился в то место, где спинной мозг твари предположительно переходит в головной – если, конечно, у мутанта, чьи предки много веков назад были людьми, остался позвоночник.
Стрелок не ошибся. Гибкое тело, испускающее слабое зеленоватое свечение, дернулось раз, другой, свернулось в клубок и замерло.
– Вот таким образом, – сказал Снайпер, пряча винтовку обратно в чехол… и вдруг замер, прислушиваясь.
В глубине тоннеля впереди слышался шелест множества когтей, разрывающих плотные покровы мха.
– Сентипиды, – с досадой произнес Тестомес. – Повылазили из боковых проходов. Теперь придется валить обратно, в ноги Спаргу кланяться.
– Не думаю, – мрачно произнес Снайпер. – Сдается мне, что эти твари недолюбливают огонь. Предыдущий клиент не только пытался нас из телеги выудить, но и явно тянулся к факелам, сбить их пытался. А здесь как живого мха море, так и сухого, отмершего.
– Ты совсем спятил, перехожий, – проворчал Итан. – Это земляной мох, он в сухом виде горит сильнее хорошего самогона. Мы ж сами тут поджаримся или от дыма задохнемся.
– А ты на что? – усмехнулся Снайпер. – Короче, я бросаю факел, а ты дуешь и гонишь огонь на мутантов.
– Вот уж не думал, что сентипиды так называются, – крякнул Тестомес, вылезая из телеги. – Ладно, попробую. Только учти, земляной мох прогорает быстро, боюсь, ты му…тан…там только шкуру подпалишь.
– И глаза, – уточнил Снайпер. – Они станут полностью слепыми, а еще им будет очень больно. Так что сразу как мох прогорит, мухой садись на свое место и дуй так, как никогда до этого.
– Понял, – кивнул Итан, оценив план. – Бросай, попробуем. Двум смертям не бывать.
Из темноты на них уже надвигалась фосфоресцирующая масса тварей. Сколько их было – пятьдесят? Сто? Кто ж его знает. Некогда считать противников, когда их слишком много. Нужно просто уменьшать их численность.
Снайпер вытащил факел из проушины, широко размахнулся и метнул его вперед. Вращающееся огненное колесо пролетело метров десять и упало под лапы наступающей толпе сентипидов.
Мох вспыхнул сразу, как порох, на который уронили спичку. Раздавшееся шипение множества глоток слилось в единый нестерпимый звук, однако люди подстраховались, зажав уши, – все, кроме Итана, который, набрав в легкие побольше воздуха, дунул изо всех сил.
Мгновенно поднявшийся вихрь не затушил языки ревущего пламени, а швырнул их на монстров. Возможно, Тестомес знал какое-то особое заклинание, так как от колдовского ветра огонь не умер, а стал еще злее и опаснее. Его ослепительные плети словно живые хлестали подземных чудовищ, а те лишь беспомощно махали кошмарными гибкими лапами, на глазах покрываясь волдырями и черными язвами ожогов.
– Быстрее, – заорал Тестомес, бросаясь к телеге. – Мох сейчас прогорит!
Четыре руки подхватили старика и забросили его в телегу. Итан – и откуда только силы взялись – метнулся в свое кресло и, сложив ладони, принялся дуть в них что есть силы.
– А вот теперь точно будет весело, – сказал Снайпер, вновь берясь за свое оружие, заляпанное слабо светящейся кровью. Лис спрятал лук в налучье и достал меч. В том, что им предстояло сейчас сделать, дальнобойное оружие было бесполезным. Лисса еще не до конца пришла в себя, но уже подобрала оброненный палаш и явно готовилась к битве.
– Побереги себя, девочка, – сказал Снайпер, глядя в глаза жрице дракона. – Ложись на дно телеги и не шевелись. Глядишь, прорвемся.
– Я лучше вас поберегу со спины, Снар. И дедушку Итана, – сказала Лисса, покрепче сжимая рукоять палаша. – Он защищаться не сможет, ему дуть надо.
Снайпер не стал больше спорить, лишь кивнул. Действительно, время разговоров прошло. Настала пора серьезной битвы.
Телега набирала скорость. Впереди, меж умирающих языков пламени, колыхалась каша из когтей, щупалец и опаленных человеческих лиц, искаженных страданием.
– Они же… люди, – раздался позади неуверенный голос Лиссы.
– Возможно, – бесстрастно произнес Снайпер. – Но мы тоже люди, которым нужно дойти до конца тоннеля. А еще они только что собирались сожрать нас. Так что…
Он не договорил. Огонь, потревоженный колесом телеги, взметнулся вверх, и Снайперу пришлось закрыть глаза рукавом куртки. А потом он рубанул «Бритвой» по ближайшей оскаленной морде, вынырнувшей из темноты.
Сентипид с рассеченным надвое лицом отпрянул в сторону, освобождая путь. Как и любые другие живые существа, гигантские подземные сороконожки боялись боли и потому, почувствовав ее, рефлекторно спешили убраться подальше. Правда, тех, кого не настиг ожог или удар клинка, приходилось снова и снова убеждать в необходимости уступить дорогу.
Снайпер с Лисом рубили не переставая. Каждый удар заставлял тварей немного отступать назад или отшатываться в сторону, а значит, освобождал место для проезда. Тестомес дул не сильно, но и не слабо, и телега катилась на средней скорости, скользя колесами по светящейся крови.
Толстые кожаные куртки спасали бойцов от скользящих ударов когтей, и хоть это было отрадно. Лис поднимал меч, опускал его, чувствуя ладонями через рукоять, как лезвие с треском прорубает плоть и скрипит, проходя меж позвонками. Одно дело рубить соломенные чучела деревянными мечами, и совсем другое рассекать живую плоть настоящим клинком. Скверное дело, омерзительное до тошноты, но, к сожалению, необходимое во все века в любом из миров. Убийство – это жизнь для тебя и тех, кто тебе близок, начиная от забивания коровы на мясо и заканчивая уничтожением врагов…
Лис рубил, утешая себя мыслями об оправдании того, что он делал сейчас, но лучше от этого не становилось. На душе было гадко, и он уже понимал – это ощущение не смыть ни временем, ни рассуждениями, ни потоками чужой крови, пролитие которой постепенно начало входить у него в привычку. Теперь понятно, почему так неохотно рассказывали в деревне ветераны о своих подвигах на войне. Потому, что, наверно, очень тяжело вспоминать, как ты отнял чью-то жизнь – пусть даже это была жизнь ужасного мутанта. Вот оно, бремя воина, которое он будет нести всю оставшуюся жизнь. Неподъемное бремя отнятых жизней, с каждым ударом становящееся все тяжелее и тяжелее…