— Мы вас слушаем, — пришёл ему на помощь Кузнецов. — Давайте сразу к делу. Что вам известно об этих подводных лодках?
— Погоди, Николай Герасимович. Надоело это переливание из пустого в порожнее, — Берия отвернулся от окна и ткнул пальцем в начальника разведки. — Ты сам видел эти лодки?
— Никак нет, товарищ нарком внутренних дел!
— А кто видел?
— Командир торпедного катера старший лейтенант Шабалов и лётчик второго гвардейского истребительного полка младший лейтенант Бокий!
— Почему их здесь нет?
Начальник штаба, сидевший за спиной вице-адмирала Головко, вскочил и бросился к двери. Берия ухмыльнулся и, обращаясь скорее к командующему Северным флотом, чем к его начальнику разведки, с сарказмом заметил:
— Почему вы пытаетесь ввести в заблуждение руководство партии и нас с товарищем наркомом флота?
— Есть неоспоримые факты! — возразил командующий.
Берия поморщился. С вице-адмиралом Арсением Головко у него были давние счёты. В июне сорок первого для отражения вторжения немцев командующий в первый же день ввёл все резервы. В том числе и зэков из ГУЛАГа. Лаврентий Павлович был в бешенстве: врагам народа не место на фронте! Со свойственной ему категоричностью он предложил Сталину расстрелять Головко. Но Хозяин долго смотрел на карту Кольского полуострова и отметил, что немцы на Севере продвинулись всего на сорок километров, а местами советская граница ими и вовсе не перейдена. И данное положение следует считать скорее победой Северного флота, чем преступным поражением. А потому — победителей не судят!
Забегая вперёд, нельзя не сказать, что за эти сорок километров немцы так и не смогут продвинуться до конца войны.
— Какие факты? — произнёс недовольно Берия. — Если бы вы утопили эти лодки и сейчас представили их нам на обозрение, вот это были бы факты. А сейчас это только твои слова. Сколько лодок видел командир катера?
— Одну.
— Одну? А говоришь — не вводишь в заблуждение! Чёрт знает что! Так лодки были или лодка?
— Катерники видели одну, но мы считаем, что их было несколько.
Неслышно вошёл начальник штаба:
— Товарищ народный комиссар внутренних дел! Разрешите доложить: звено лётчика Бокия сейчас находится в воздухе, осуществляя прикрытие базы, но я приказал младшего лейтенанта Бокия отозвать и доставить к вам на доклад. А за командиром катера отправили машину. Скоро он будет здесь.
Берия удовлетворённо кивнул. Прикрытие — это правильно.
— Так что там увидел ваш катерник?
— Товарищ нарком, вот его подробный отчёт.
Александр Иванович протянул три листа, исписанных мелким почерком. Берия сел и, поправив пенсне, начал читать. С первых же строк он понял, что вся эта шумиха — вовсе не пустой звук. Почти такой же доклад он уже читал. Однозначно, командир немецкой субмарины и командир катера видели одну и ту же лодку. Их донесения как под копирку повторялись и лишь в мелочах дополняли друг друга. Характерный чёрный цвет, покатая рубка без типичного мостика. А главное, командир катера в провалах между волнами, там, где у лодки должна быть корма, видел каплеобразный обтекатель. Это очень необычная и характерная деталь. Такое из пальца не высосешь. И в оценке размеров лодки советский командир и немец были близки. Лаврентий Павлович отложил в сторону листки и задумался. Последние сомнения исчезали, как утренний туман под порывами ветра.
— Товарищ Головко, мы тоже умеем работать. Эта лодка нашей разведке известна. И то, что ты считаешь, что их было несколько — заблуждение. Она одна. Сам товарищ Сталин полагает, что вы как можно скорее должны её захватить или хотя бы уничтожить. Партия, товарищ Головко, вам доверяет, но и вы должны оправдать её доверие.
— Товарищ нарком! — командующий Северным флотом взволнованно встал. — Мы сделаем всё, что в наших силах, и даже больше. Но нам не хватает кораблей. Все наши СКРы переделаны из рыбацких траулеров, сторожевики — бывшие тихоходные гражданские суда! Эсминцы ещё царские — пятнадцатого года постройки.
— Нам известны ваши проблемы, и партия о них знает и делает всё, чтобы помочь вам. Николай Герасимович, объясни товарищу.
Головко удивлённо посмотрел на Кузнецова. Нарком флота кивнул:
— Да, Арсений Григорьевич, руководством принято решение — для усиления Северного флота переправить по Беломоро-Балтийскому каналу эсминцы седьмого проекта с Балтийского флота. Мы хотели отправить их в ноябре этого года для охраны конвоев, которые англичане обещают вновь посылать с наступлением полярной ночи. Но в свете последних событий мы ускорим отправку эскадренных миноносцев «Громкий» «Гремящий» и «Грозный», и в ближайшее время они будут у тебя.
Командующий Северным флотом широко улыбнулся и хотел поблагодарить Верховного главнокомандующего и Коммунистическую партию за заботу, но Берия остановил его нервным жестом.
— Погоди! Делом докажешь! Надеюсь, про современные эсминцы тридцать пятого года постройки ты не скажешь — «царские»? С ними ты эту лодку должен достать хоть из-под воды, хоть из-под земли! Я буду лично тебя контролировать. Каждый день мне будешь докладывать в Москву, как идут дела. И смотри… У товарища Сталина доверие потерять легко, восстановить невозможно!
Вода обожгла будто кипятком и накрыла с головой. Сердце подпрыгнуло к горлу и замерло. В голове будто разорвалась бомба. Максим, выпустив тучу пузырей, закричал и замолотил руками, вынырнув рядом с оголявшимися из волн камнями. Очередной вал поднял его и швырнул на стену утёса, затем оттащил назад в море и вновь накрыл, вырвав последние капли воздуха из лёгких. Дальше Максим вновь взлетел, и, будто играя, море бросило его на торчавший из воды, как бивень, каменный обломок. Пальцы обхватили и, срывая ногти, впились в скользкую грань. На голову обрушилась лавина из мелкой ледяной крошки. В глазах потемнело, и небо с чёрной водой поменялись местами.
«Всё! Это конец!» Эта единственная мысль ещё как-то была способна пробиться в мгновенно окоченевшем мозгу. Следующая волна легко оторвала Максима от зыбкой опоры и швырнула к подножью утёса. Он закружился в водовороте и оказался застрявшим в глубокой трещине, расколовшей скалу вдоль почти до вершины. А рядом, всего в нескольких метрах, было относительное затишье. Гора обточенных морем, рухнувших сверху камней вытянулась грядой и встала стеной. Здесь волны гасили свой бешеный бег и лишь шипели и пенились в бессильной злобе.
Максим переждал удар следующего вала и, почувствовав под ногами дно, бросился за спасительную стену. Теперь хотя бы можно было идти. По грудь в ледяной воде, в налившихся свинцом ботинках и брюках, но шаг за шагом можно было идти. Каменная стена огибала утёс, и за ним, всего в каких-то пятидесяти метрах, виднелась тонкая, блестевшая льдом полоска берега. Ещё шаг. Правой ногой он нащупал круглую опору, и ему удалось подняться из воды по пояс. Но левая нога напрочь отказалась слушаться. Он потянул ее за колено, но тут же рухнул, хлебнув полной грудью солёную воду. Вслед за ногами и всё тело налилось свинцом. Ледяной холод, вначале так взбудораживший, теперь сковывал каждую его клетку. Максим удивлялся, как ему ещё удаётся сохранять вертикальное положение. Казалось, качни чуть сильнее волна, и он, как статуя, ляжет на дно, чтобы больше уже никогда не подняться. Где-то он читал, что здоровый молодой организм может продержаться в ледяной воде пятнадцать минут.