– И каково чувствовать себя триллионером? – спросила женщина с непокорными рыжими кудрями. Ее такое же рыжее платье вблизи оказалось неслыханно прозрачным.

– Чувствуешь себя так, – язык у Джона ворочался уже с трудом, – будто все женщины мира лежат у твоих ног.

– Да неужели? – воскликнула та, возмущенно взмахнув ресницами.

Это оказался самый эффективный ответ за весь этот вечер. На сей раз удалиться поспешила она.

* * *

Уже светало, когда Джон закрыл за собой дверь спальни и привалился к ней спиной, чтобы насладиться внезапной тишиной и покоем. Кроме того, он уже нетвердо стоял на ногах.

Самый богатый в мире человек? Он чувствовал себя скорее самым усталым в мире человеком. От свежезастеленной и приглашающе раскрытой постели исходил несказанный соблазн.

Он открыл дверцу платяного шкафа с зеркалом внутри и внимательно посмотрел на себя пьяным взором. Не такая уж плохая штука, этот фрак. К лицу ему. Просто требует привычки. Как и то, что он триллионер.

Привык ли он к шампанскому – дело другое. Он смутно припоминал, что с кем-то пил на брудершафт, но не помнил с кем. С Эдуардо – точно. Тот потом ухаживал за женщиной в рыжем прозрачном платье, а после куда-то исчез. Женщина в рыжем платье – тоже.

Белизна бабочки немного пострадала. Он расстегнул запонки, снял фрак, кое-как распутал и вытянул бабочку из-под воротника рубашки. Расстегивая пуговицы жилетки, он услышал, как скрипнули садовые ворота.

В такое-то время? Он подошел к окну. В этой стороне двора располагалось небольшое строение, похожее на мастерскую или бывший сарай с отдельным въездом с улицы. На дороге припарковался фургончик, из него выгружал коробки мужчина из домашнего персонала Вакки. Из дома вышла женщина помочь ему. В окнах горел свет.

Джон расстегнул рубашку. На груди тоже были винные пятна, и он бросил рубашку в корзину для грязного белья.

Как странно, что в такое время кто-то уже работал! Видимо, с такой дозой алкоголя в крови нельзя размышлять на подобные темы. Джон направился к кровати и отдался несказанному соблазну.

* * *

Контейнеры всех цветов, издали похожие на детские кубики, вблизи оказались помятыми и поцарапанными железяками. Грузовой кран, целыми днями справлявший свою тяжелую работу, ночи напролет ржавел. Рельсы, разбитые дороги, древний пирс, выступающий в Гудзон.

Сьюзен Винтер приехала на четверть часа раньше. Она любовалась игрой света и тени между небоскребами Манхэттена и раздумывала, что будет делать с восемьюстами тысячами долларов годового дохода. Когда пробило семь часов, она оглянулась и мимоходом спросила себя, где тут поблизости может быть ресторан, о котором он говорил.

Мужчина появился – точно так же, как в первый раз, когда она согласилась зарабатывать деньги незаконными делами. На нем был тот же темный плащ, что и всегда, и двигался он так же скованно, как тогда у Рокфеллеровского центра, будто его мучил ревматизм, да и лицо его за это время красивее не стало.

Но теперь она уже знала его имя.

– Хэлло, Рэнди! – небрежно бросила Сьюзен. – Жаль, что вам пришлось сюда выбираться. Ведь вас разыскивают по всему миру. Кстати, сегодня я условилась о встрече с вашим хозяином.

– Я знаю, – сказал Рэндольф Бликер с отвратительной улыбкой. – Он дал мне поручение, касающееся вас.

До Сьюзен внезапно, как удар грома, дошло, что она одна и совершенно беззащитна. С анализом собственных дел у нее всегда было плоховато. Она смотрела на Бликера и чувствовала, как ее глаза расширяются от ужаса.

На сей раз конверта с деньгами при нем не оказалось.

9

Когда они встретились на другой день, солнце стояло уже высоко. Джованна накрыла небольшой завтрак в библиотеке, одном из немногих помещений, не затронутом вчерашней вечеринкой и потому не приведенном в плачевное состояние. По всему нижнему этажу сновали люди из пати-сервиса, приводя все в порядок. Через открытые окна слышались шумы и голоса, сопровождавшие разборку каруселей и павильонов на праздничной площади.

– Приятное дело – быть богатым, – сказал Джон.

– Несомненно. – Альберто устало помешивал свой эспрессо. Его брат Грегорио с красными глазами выглядел таким же мрачным и невыспавшимся. Лицо Эдуардо опухло, будто он вообще не спал. Он сидел, молча опрокидывая чашку за чашкой.

И лишь патрон выглядел цветущим. Он, как обычно, рано ушел спать и с утра уже успел совершить прогулку.

– Но моя задача теперь, – продолжал Джон, разглядывая густую черную жидкость в своей чашке, – раздать деньги бедным, не так ли?

Мгновенно установилась тишина. Как будто он ляпнул постыдную глупость.

Джон поднял голову и широко раскрыл глаза.

– Так я понял. Или не так? Деньги предназначены не для меня, я должен как-то применить их. Устранить нужду. Бедность. Что-то вроде этого.

Патрон закрыл глаза, медленно вздохнул и снова открыл их.

– Это ваши деньги, Джон, – сказал он. – Они принадлежат вам. Без каких-либо условий.

– Вы можете делать с ними что хотите, – добавил Альберто.

– Но разве в завещании нет такой оговорки? Ведь я должен при помощи этих денег вернуть человечеству будущее?

– Это не оговорка, – поправил Кристофоро Вакки. – Это пророчество. Вы не должны – вы сделаете это. Разница, как между землей и небом.

– То есть я действительно могу взять себе все, если захочу?

– Вы полностью вольны распоряжаться ими. Можете их взять и хоть раздать бедным, если захотите.

– При этом спрашивается, – вставил Грегорио с кисловатой миной старшего преподавателя, – кого следует считать бедным?

До сих пор Джон исходил из того, что он является некой подставной, промежуточной фигурой для изначально как-то запланированного применения этого состояния.

– Ну, – сказал он, заикаясь, – все люди, которые голодают, их и можно назвать бедными, разве нет?

– Согласен, – Грегорио встал, подошел к книжному шкафу и достал оттуда объемистый том, судя по заголовку – статистический ежегодник. Полистал его и нашел нужное место: – Их около… 1,3 миллиарда человек. Сколько может получить от вас каждый из них?

– Приблизительно… – В уме не сосчитать. Он никогда не был силен в устном счете, а остаточный алкоголь полностью исключал такую возможность. Джон взял с одного из пультов для чтения карманный калькулятор и принялся давить на кнопки. – Один триллион разделить…

И осекся. Карманный калькулятор, как и большинство приборов такого рода, имели восьмизначный дисплей. А триллион состоял из тринадцати цифр. Другими словами, калькулятор не принимал такого числа.

Он и 1,3 миллиарда не мог принять.

Джон уставился на прибор, какой повсюду в мире можно купить за несколько долларов. Большинству людей его хватало для всего, что им приходилось подсчитывать. Даже мультимиллионеру его хватило бы. У Джона в голове не укладывалось, что он находится в зоне по другую сторону от остального мира.