– Вы знаете, что я делаю все это не ради денег, Джон. Моя зарплата – это символ. Она показывает, что я – шеф самой крупной фирмы мира. С большим отрывом крупнейшей фирмы мира. Потому и зарплата моя должна быть самой большой в мире, с отрывом, это вы понимаете? Такие вещи не удержишь в тайне. И я не хочу держать это в тайне. Когда я буду сидеть напротив кого-то из этих ребят, которые обычно воображают о себе черт знает что, я хочу, чтобы он знал, что я зарабатываю в пятьдесят раз больше, чем он. Такова игра, Джон. Он будет это знать и чувствовать себя маленьким и сделает все, что я ему скажу.
Джон снова глянул на число. Сто миллионов долларов. Разумеется, теоретически он может не подписывать этот договор. Деньги принадлежат ему, фирма принадлежит ему, все здесь принадлежит ему – стул, на котором сидит Маккейн, бумага, на которой распечатан договор, ручка, которой он должен был поставить свою подпись. Он мог зачеркнуть число и написать другое, двадцать миллионов, например, или двадцать пять, а то и десять, что уже целая куча денег, и если Маккейн с этим не согласится, то их пути разойдутся.
Теоретически. Практически он только что купил мультинефтяную компанию, офисное здание в много миллионов, нанял людей и наподписывал договоров… Он затеял дела, с которыми одному ему не управиться. Обо всем, что касается бизнеса и экономики, у него более смутное представление, чем у Мурали, хозяина пиццерии. Он был бы не в состоянии вести дела газетного киоска, не говоря уже о предприятии, собственный капитал которого был больше, чем вместе взятый капитал трехсот следующих за ним по величине предприятий.
Он почувствовал, что ладони у него вспотели. Как будто от бумаги исходил жар. Он бросил на Маккейна взгляд, но тот сидел, отвернувшись.
В конце концов, высокая зарплата – лишь часть рафинированного плана поскорее выйти на большие деньги? Джон почему-то чувствовал себя загнанным в угол. Собственно, дело было даже не в деньгах, а в чувстве, что ты целиком в чьих-то руках. А в своих аргументах Маккейн, должно быть, даже прав.
Выбора у него не было.
Джон снова взял ручку, которая выпала у него при чтении договора.
– Ну да, – он сделал слабую попытку придать этому вид суверенного решения. – Вы правы. Если подумать о масштабах, то все соответствует. – Он раскрыл последнюю страницу и черкнул свою подпись на отведенной для нее строке, быстро повторил процедуру на двух остальных экземплярах, один положил себе в папку, а остальные протянул Маккейну, который взял их без видимого волнения чувств.
Какое-то время длилась неловкая пауза.
– О'кей, – сказал Джон с деланой легкостью, откинулся и хлопнул в ладоши. – Когда начнем? Какие у нас намерения с техасцами?
Маккейн поднялся из кресла:
– Мы приветливо поговорим с правлением, всем пожмем руки и потом половину из них уволим.
– Что? Почему? – Джон моргал. Ему показалось, что в помещении стало градуса на два холоднее. – Ведь они хорошо работали, если Exxon оказался таким прибыльным?
– Наверняка. Но это не основание. Основание состоит в том, что мы должны внятно дать им понять, что слово теперь за нами.
– То есть?
– Мы поставим несколько наших людей.
Джон поднял руку:
– Погодите. Мне это не нравится. Я не хочу заниматься этими абсурдными играми во власть.
Маккейн холодно смотрел на него сверху вниз.
– Джон, в вашем сознании крепко засело одно представление, от которого вам нужно как можно скорее избавиться. Это представление, что мы можем делать то, что задумали, и при этом оставаться милыми, приятными для всех ребятами. – Он отрицательно покачал головой. – Забудьте об этом. То, что нам предстоит, – не прогулка и уж точно не приятная. Нас будут ненавидеть. Наши имена станут ругательствами лет на сто, а то и навсегда. Черчилль в свое время пообещал нам кровь, пот и слезы, но эта метафора уже поизносилась; второй раз людей ею не проймешь. Мы можем ни у кого не спрашивать разрешения, мы должны добиться того, чего должны добиться, а это лишь вопрос власти, так точно. О власти, Джон, вам еще многое предстоит узнать. В этом я вижу часть моей задачи – научить вас всему, что знаю сам. – Он поднял вверх оба экземпляра договора о своем найме. – Вот это – первый урок. Что вы из него извлекли?
Джон наморщил лоб:
– Что вы имеете в виду?
– Я подсунул вам договор с чрезмерно завышенными требованиями по зарплате, и вы его подписали, хотя нашли их решительно неприемлемыми. Почему?
– Потому что ваши аргументы по некотором размышлении убедили меня.
Маккейн тонко улыбнулся:
– Неправда.
– Почему же? Не восставать же мне из-за нескольких миллионов…
– Это вы сами перед собой оправдываетесь. А правда такова: вы нашли мою зарплату чрезмерно высокой, но подумали, что у вас нет выбора и остается только принять мои условия. Другими словами, я был в более сильной позиции, хотя вы богатейший человек мира, а я голь перекатная. – Маккейн повернулся, сделал несколько шагов, остановился. – Хотите знать, как я это сделал?
У Джона отвисла челюсть, и ему не сразу удалось закрыть рот. Мало того, что Маккейн повозил его мордой об стол и огреб себе зарплату, которая в двести раз выше зарплаты американского президента, теперь он еще похваляется этим и хочет растолковать ему во всех подробностях, как он этот фокус проделал?
– Было бы интересно, – сипло сказал он.
– Вы сделали большую ошибку вначале, которую никогда больше не должны повторять. Элементарное правило, касающееся любых договоров. Вы затянули с заключением договора. За это время свершились многие факты, а свершившиеся факты не могут быть предметом переговоров. Я мог спокойно ждать, когда вы окажетесь в ситуации, когда вам не так просто встать и уйти. Но если вы начинаете переговоры без этой возможности – просто встать и уйти, – вы автоматически оказываетесь у короткого конца рычага. – Маккейн походил на профессора, который объясняет элементарные основы своего предмета. – Допустим, вы переезжаете в новую квартиру, не договорившись о квартплате. Если вы сначала переедете, то арендодатель может потребовать от вас чего угодно – любую плату, ежегодный косметический ремонт и так далее, потому что у вас нет альтернативы, какая была до вселения: закончить разговор и подыскать другую квартиру. Теперь ваша альтернатива – дорогой, хлопотный съезд с квартиры. Понимаете? Вы допустили, что состоялся факт, который ослабил вашу переговорную позицию.
– То есть нам следовало еще при первой встрече поговорить о вашей зарплате?
– В идеале, да, – кивнул Маккейн. – Тогда ваша позиция была оптимальной. Я всю свою жизнь посвятил идее, осуществить которую мог только с вашего согласия. Вы были богатейший в мире человек и не были во мне заинтересованы. Черт, да если бы вы потребовали, я согласился бы работать на вас бесплатно.
Джон вспомнил тот день, когда они с Марко прилетели в Лондон, впервые без ведома Вакки.