Человек с львиной гривой стал перечислять по пальцам:
– Нефть и газ – это то, от чего мы хотим или будем вынуждены оторваться. Уголь – тоже ископаемый энергоноситель, который, естественно, тоже доживёт когда-то до своего пика, но, слава Богу, лишь через сто или более лет… – Он посмотрел на представителей экологических союзов. – Уж это бесспорно, не так ли?
– Хотя, конечно, пик приблизится, если весь мир перейдёт на уголь, – сказала седовласая женщина.
– Что для нас, в Германии, не так проблематично, поскольку у нас большие запасы угля.
– Использование угля для получения энергии негативно скажется на качестве воздуха, – вмешался мужчина, единственный из присутствующих одетый в пуловер.
– Сегодняшние воздухоочистительные сооружения справятся с этим.
– Но только не с выбросом CO2. Кроме того, значительная часть немецких угольных месторождений состоит из бурого угля, – это означает крупномасштабные разрушения ландшафта и жизненного пространства.
– Итак, уголь, – резюмировал мужчина с львиной гривой, загибая следующий палец. – И, конечно, атомная энергия.
– От неё мы тоже хотели бы отказаться, – сказала канцлер.
– Это вам не удастся.
За столом возникло беспокойство, которое лишь с трудом удалось погасить.
– Атомная энергия оспаривается, я знаю, – объяснил мужчина с львиной гривой, когда канцлер снова дала ему слово. – Однако это единственный источник энергии, который не выделяет парниковых газов, с успехом может заменить ископаемые горючие материалы и обладает достаточным потенциалом, чтобы удовлетворить глобальную потребность.
Некоторое время дискуссия стихийно перескакивала с одного на другое. Лишь один человек не участвовал в ней; по существу, он до сих пор ещё не произнёс ни слова, если не считать приветствия при входе. То был известный профессор философии из Южной Германии, который временами вёл на телевидении «круглый стол» и был приглашён в Берлин по личному желанию канцлера – и к его собственному удивлению. Этот человек с усами и несколько всклокоченными волосами сидел, сцепив ладони на внушительном, как у будды, животе, и наблюдал происходящее так, будто всё это его не касалось.
– Господин профессор, – напрямую обратилась к нему в конце концов канцлер, – я хотела бы услышать и ваше мнение на этот счёт.
Он кивнул, подождал, когда все взгляды устремятся на него, и потом откашлялся.
– Я могу ошибаться, но у меня такое впечатление, что до сих пор дискуссия вообще не коснулась собственно проблемы. Вопрос, откуда мы будем получать электроэнергию, в настоящий момент не самый актуальный. Самый актуальный: на чём ездить? И чем отапливаться? В последнем я, пусть и неохотно, но вижу некоторое применение электричества, а то и угля, но вот в автомобилях и самолётах – тут, к сожалению, узкое место. И если вы не решите эту проблему, вам не поможет ничто, поскольку неважно, строите вы атомные станции или ветряки, вам для этого нужны строительные машины, а их вы не сможете привести в движение ни ураном, ни ветром.
И воцарилась тишина. Испуганная тишина.
Вернер молча сидел за кухонным столом, вновь и вновь перечитывая письмо адвоката, и Доротея могла наблюдать, как его лицо постепенно краснеет, что с ним случалось крайне редко.
– Когда я читаю такие вещи, мне так и хочется бросить гранату, – наконец произнёс он. – Один этот тон, заносчивый… высокомерный… Этих проклятых адвокатов надо всех закинуть на Луну. Без скафандров.
Рядом, в гостиной, бубнил телевизор. Юлиан смотрел какую-то научную передачу – это было его последнее увлечение. Речь шла о намерении федерального правительства возвести несколько установок для сжижения угля, чтобы обеспечить себя горючим в отсутствие импорта нефти. Комментатор говорил, что технология была изобретена в 1913 году немецким химиком и лауреатом Нобелевской премии Фридрихом Бергиусом и в тридцатые годы применялась для получения из угля синтетического бензина. Этот способ себя опорочил, поскольку горючее, произведённое таким образом, привело в движение главным образом военную машину Гитлера.
– Юлиан, – крикнула Доротея, – нельзя ли сделать чуть потише?
Послышалось недовольное:
– Сейчас.
Звук стал чуть тише. Разговор, всё ещё хорошо различимый, перешёл на запланированное расширение тепловых сетей. Строительство квартальных ТЭЦ, то есть маленьких электростанций, отвод тепла от которых можно использовать для отопления окружающих жилых домов города, будет поощряться налоговыми льготами.
От чего их семье здесь, на отшибе, не будет никакого проку.
– Вопрос в том, – сказала Доротея, – что нам конкретно делать. Что, мне закрыть магазин?
Вернер молчал, продолжая пялиться в эту бумагу.
Доротея судорожно втянула воздух и обхватила себя за плечи, стараясь согреться. Даже выговорить эту мысль было почти больно.
– Я не хочу. Я не хочу этого.
– Это низость, – сказал Вернер надтреснутым голосом. – Такие большие фирмы, и грозят человеку процессом, который его в любом случае угробит одними затратами на адвокатов. Сами-то они оплатят это из своих почтовых расходов. – Он горько рассмеялся. – Вот тебе и равенство перед законом.
Доротее казалось, что ещё чуть-чуть – и её начнёт трясти.
– Я тут совершенно бессильна, – прошептала она.
Наконец он оставил в покое это дурацкое письмо, подошёл к ней и обнял. Наконец-то. Пусть сам он так же бессилен, как она. Всё равно.
– Первым делом проконсультируемся. Я позвоню Фолькеру, он, я думаю, знает какого-нибудь хорошего адвоката. Который хотя бы не выставит нам астрономический счёт. – Он гладил её по спине. – А я… я посмотрю, как нам получше распорядиться деньгами.
Доротее хотелось отдаться только его рукам и объятиям, но мысли то и дело возвращались к его последней фразе. Что он хотел этим сказать?
Она начала понимать это вечером следующего дня, когда Вернер снова притащил этого крючконосого консультанта по капиталовложениям, Крана. На сей раз Кран принёс толстую папку с бумагами.
– И ты, и ты – вы оба наверняка следите за новостями, верно? – начал он. Доротея с раздражением отметила, что он без спросу перешёл с ней на «ты». – Теперь и до нашего правительства дошло, что мало иметь одни электростанции. Они могут привести в движение только поезда и разве что троллейбусы, на этом и конец списку. Для всего остального нужно горючее. Сейчас и до людей наконец дойдёт. Пока что им непонятно, – продолжал он, опять возводя вверх свой сухой указательный палец, – но скоро станет понятно, что наш добрый старый бензин не так-то легко заменить. Собственно, вообще нечем его заменить.
Доротея поставила на журнальный столик блюдо с бутербродами. Вернер позвонил и предупредил её о приезде в самый последний момент, так что она успела приготовить только это.