— Скотт разыскивает сведения о Розмари Карвер, — доплыл до него голос Кодетты. — Тетя Полина наговорила ему полные уши. Добрая старушка всегда рада гостям.
Оуэн помотал головой:
— Я ни о той ни о другой не слышал.
— Ну конечно, — сказала она, — никто тебя нисколько не интересует. Последний человек на земле живет с сыном. Хорошо, что всегда можно рассчитывать на чужую доброту, иначе…
Внутри щелкнул рычаг, рука рванулась, как мачта, слетевшая с креплений, сбила со стола пакет. Упавшая на пол банка с арахисовым маслом лениво сделала пол-оборота и стукнулась в буфет.
— Уноси свою задницу из моего дома.
Колетта цыкнула языком.
— Кажется, кто-то не с той ноги встал.
— Убей меня.
— Спасибо, в другой раз.
Она выскочила, хлопнув дверью, а Оуэн вернулся в гостиную и сел рядом с сыном. Сердце сжималось от непереваренной ярости и унижения. Он положил руку на плечо мальчика, чувствуя, как поднимается и опадает его грудь, закрыл глаза, надеясь обрести от этого утешение. Несмотря ни на что — на необъяснимую злость на Колетту, на то, во что эта злость превратилась в последний момент перед тем, как он ее выставил, — с кухни слышался зов оставшегося пива. Было что-то приятное в этой песне сирены, и со временем он на нее ответил.
Щелкнув крышкой первой банки, мысленно услыхал смех Колетты.
В десять утра Соня проснулась в номере мотеля рядом с храпевшим Редом. Слезла с койки, направилась в ванную, слыша, как он сел у нее за спиной, крикнул:
— Эй!..
Она захлопнула дверь, пустила воду, чтобы не слышать. Плеснула в лицо холодной водой, быстро огляделась. Мало что можно найти в мотелях, где завершаются их встречи с Редом. Ни приветственного шампуня, ни хорошей туалетной воды, ничего, кроме брусочка мыла размером с кредитную карточку, чтобы вымыть из пор запах вчерашнего табачного дыма, виски и секса. Иногда кажется, чем больше надо смыть, тем меньше тебе дают мыла.
Ладно, душ можно дома принять. Эрл там гадает, где завтрак. Или не гадает. Отец нередко знает больше, чем показывает.
Выключив воду, Соня услышала, как Ред неторопливо шебаршится за дверью, наслаждаясь праздным утром после. Для него этот краткий момент — неизменная составляющая несоразмерного удовольствия от проведенных с ней редких, немногих ночей. Какие бы его ни ждали дневные дела, он буквально блаженствует, лежа в постели, слушая, как она одевается, совершает ритуальное утреннее омовение.
— Ну как ты? — спросил он, когда Соня вышла. Раскинулся на простынях нагишом, наблюдая за ней. Не получив ответа, вытянул руки, небрежно напружинил бицепсы.
Тело, пожалуй, даже в лучшей форме, чем у профессионального футболиста. По его словам, он по три часа в день занимается на тренажерах в гимнастическом зале, который специально для него оборудовала Колетта. Результат налицо.
— Отлично.
— В чем дело, принцесса?
— Терпеть не могу, когда ты меня так называешь. — Соня наклонила голову, вдевая в правое ухо серьгу. Замочек выскользнул из пальцев, упал на дешевый ковер. — Проклятье!
— Знаешь, кого я вчера вечером видел? — спросил Ред.
— Кого?
— Твоего старого дружка из прошедших времен.
Соня подняла глаза от ковра, на который упал замочек.
— Мы с ним просто дружили.
— Угадай, где я его видел.
— Удиви меня.
— В моем собственном доме. — Ред улыбнулся с горечью и изумлением. — С моей женой.
— Да? — Соня постаралась изобразить равнодушие и взглянула на Реда, проверяя, успешно ли. Он невыразительно улыбался, глядя на нее как будто издали. — Ты с ним познакомился?
— Они как раз уходили.
— Кто «они»?
— С ним был мальчик. Племянник.
— Генри? — Соня нахмурилась, вспомнив, как Оуэн, спотыкаясь, шатался в высокой траве, когда Скотт в тот вечер тащил его к дому. Трудно представить, чтобы человек в таком состоянии мог даже о себе позаботиться, не говоря уж о пятилетнем ребенке. По опыту известно, как дурно порой ведет себя Оуэн. Единственным способом замедлить поток спиртного, поглощаемый им в ее смену в баре, служат расспросы про Генри, напоминающие о домашних обязанностях. Иногда помогает.
— Генри. — Ред, как всегда, прочел ее мысли. — Сынишка его брата Оуэна?
— Да.
— Кстати, что там у вас было? — спросил он, почесывая густые волосы на груди и глядя в потрескавшийся потолок. — То есть у тебя с ангелочком с открытки. Кажется, в последнем классе школы вы как минимум по-дружески валялись в сене… или где тут обычно валяются… в снегу или в тополиных листьях?
— Что это значит?
— Постой. — Ред приподнялся на локтях, глядя на нее. — Скотт с Колеттой когда-нибудь…
— Что? — Соня пожала плечами. — Я их никогда не расспрашивала.
— Оуэн мне рассказывал, что вы чуть не подрались, ты столкнула его с тротуара.
— Ну и что из того?
— Может, застукала с Колеттой в щекотливом положении?
Соня взглянула на часы.
— Ты поэт.
— Слушай, вот что мне в тебе нравится, — сказал Ред, встал с кровати, подошел к ней, голый, с наполовину вставшим членом, почти целомудренно чмокнул в щеку, уколов щетиной подбородок. — Иногда ты бываешь самой грустной девочкой во всем великом штате Нью-Гэмпшир.
— Нет, — сказала она, — самая грустная наверняка твоя бедная покинутая жена. Может, поедешь домой, угостишь ее вафлями?
Ред рассмеялся.
— Ты вечером свободна?
— Занята.
— Тогда в баре увидимся.
— Буду считать секунды.
Его смех провожал ее до машины.
Хлопья снега лежали на земле размокшими конфетти после давно закончившегося парада. Гранитное небо, плоское, безоблачное, светлело к горам. Соня ежилась в пальто, запуская мотор и включая обогреватель. В голове туман от недосыпа.
Ред постоянно заглядывал в бар, и она отвлекалась от нудных обязанностей, видя знакомое лицо. Зная, что он играл в Национальной футбольной лиге, она представляла его слишком самоуверенным мачо, а Ред оказался на удивление скромным, внимательным слушателем с настоящим чувством юмора. Ее привлекла его общительность и душевность — качества, которые он, по ее мнению, приобрел после пережитого в Нью-Йорке. Сам факт женитьбы на Колетте Макгуайр в тот период их жизни весьма интересен.
Впрочем, Соня думала сейчас не о нем, а о Скотте и Генри. Зачем они поехали к Колетте?
Скотт собирает материал для книги. Может, просто искал информацию, но тогда почему ничего не сказал?