Вскрикнув от боли, он закрыл руками глаза. Через его колени я дотянулась до ручки двери. Рывок — и дверь отворилась. Со всей силы я вытолкнула мужчину, выпрыгнула за ним и закричала Арманду:
— Беги же!
Второй конвоир попытался схватить его, но Арманд вырвался из его рук, как чертенок вылетел из машины и с бешеной скоростью помчался прочь, стремительно обегая медленно едущие, тормозящие, гудящие и просто стоящие машины.
В следующую секунду меня окружили вооруженные пистолетами мужчины. Несколько рук схватили меня за плечи и локти, пытаясь запихнуть обратно в машину. Повсюду раздавались приказы на французском, и на глазах у бесчисленных пешеходов мужчины в кожаных куртках, совершенно не скрывая своих пистолетов, побежали догонять Арманда по забитой машинами улице. Я потеряла его из виду, потом показалось, что я увидела Арманда в толпе, среди входящих в универмаг. Он скрылся из виду.
Все вокруг загудело, завизжали тормоза. Худощавый стоял возле открытой двери, держа микрофон у рта, и прикрикнул на меня:
— Садитесь в машину!
Водители открывали окна в автомобилях, вытягивали шеи, любопытные столпились на тротуаре. Я и не думала садиться обратно.
Мой конвоир поднялся на ноги, встал в стороне и, чуть не плача, тер себе глаза. Те, кто стоял к нему близко, затыкали нос: пахло от него весьма оригинально.
— Вы за это еще поплатитесь! — прокричал мне худощавый из машины.
Я пожала плечами.
— Ну подавайте теперь на меня жалобу в суд.
Из первого автомобиля нашей колонны вышел другой мужчина, приземистый, похожий на ласку человек с поразительно маленькими глазами и густой растительностью на теле.
— Что с Пьером? — прокричал он. — Он не может его услышать?
Он говорил с сильным гессенским акцентом. Французом он явно не был.
Худощавый мрачно покачал головой.
— Арманд в данный момент находится под воздействием антипсихотропного препарата. Его мысли нам сейчас так же доступны, как мысли золотой рыбки. Его не найти в этой толпе.
Мое сердце подпрыгнуло от радости. Значит, у Арманда были все шансы уйти. Боже, как искренне я этого желала!
— А что девочка? Она знает, что он собирается делать?
Девочка? Это он меня имел в виду?
Худощавый пробормотал что-то в свой микрофон. В ответ оттуда тоже раздалось какое-то бормотание. Потом он сказал:
— Пьер говорит, она понятия не имеет, что Арманд намеревается делать. Она только знает, что раньше он из Дрездена собирался переправиться через границу с Польшей. Pour le moment [36] она предполагает, что он в универмаге, потому что ей кажется, что она видела его на углу перед входом.
Звонкий голос Пьера пробормотал что-то еще.
— И она очень надеется, что ему удастся уйти.
У меня мурашки забегали по спине, когда я это услышала. До сих пор я только слышала, что Пьер умеет читать мысли. А теперь я ощутила это на собственной шкуре. Но я ничего не почувствовала, совершенно ничего! Не было никаких скользких пальцев, которые бы копались у меня в мозгах, ничего такого. Боже мой, что должен был чувствовать человек, перед которым мысли всех людей лежали словно открытые книги?
— Да? — проскрипел волосатый и одарил меня злобным взглядом. — Она на это надеется?
Волосы у него росли густыми пучками даже из ноздрей. Я тоже в ответ злобно посмотрела на него. По злобным взглядам я первоклассный мастер.
— Это вам дорого обойдется, — прошипели мне оба мужчины.
— Вы думали, что если вы выключите его телекинетические способности, то вы выключите и самого Арманда. Но вы совсем забыли, что он может еще убегать, прятаться и так далее, потому что вам еще ни разу не приходила в голову мысль, что он, помимо всего прочего, еще и человек, как любой другой.
Худощавый хотел еще что-то возразить, но в тот момент, когда он открыл рот, где-то совсем рядом раздался звук сирен полицейских машин. Он оборвал себя на полуслове, пробурчал в свой микрофон какие-то приказания и лихорадочно зажестикулировал, приказывая своим людям вернуться к машинам. Потом он сделал знак моим конвоирам.
— Поехали, — сказал он. — Садитесь. Immédiatement. [37]
Они затолкали меня в машину. Я увидела, как впереди несколько мужчин из его команды показали жестами водителям, чьи машины стояли на пути колонны, уступить дорогу, и те, к моему удивлению, беспрекословно отъехали в сторону, чтобы дать нам дорогу. Через минуту мы уже неслись прочь оттуда.
Не прошло и полутора часов, как после быстрого и небрежного контроля пограничников я сидела в пустом зале чешского трактирчика недалеко от границы, передо мной стоял стакан колы и была перспектива неплохого обеда. И все бы было замечательно, если бы приземистый мужчина с волосатым носом не сидел напротив меня.
— Вы, кажется, не представляете себе, насколько Арманд опасен, — начал он.
Я презрительно посмотрела на него.
— Арманд совершенно не опасен. Он хочет только обрести свободу, чтобы самому распорядиться своей собственной жизнью.
Мужчина приподнял одну бровь.
— Это он вам рассказал? Сказал, что его заперли в институте и мучают?
— Разумеется. И я хорошо его понимаю.
— Вот как? — он в бешенстве рывком подался вперед. — Ну, это он вам хорошо расписал. А я вот что скажу. Я знаю Арманда значительно дольше, чем вы: Арманд всего-навсего избалованный, капризный мальчишка. Государство тратит каждый год миллионы на его содержание, он как сыр в масле катается и при этом жалуется всем на свою тяжелую участь. Когда он только попал к нам, он выдавал себя за посланника Бога на земле. А что касается его собственной жизни, то он совершенно не в состоянии сам распорядиться ею.
— Почему же вы тогда его запираете, вместо того чтобы помочь ему научиться этому?
— Прекрасная идея, если бы только Арманд не был так же опасен, как бродячая атомная бомба. Мы должны любой ценой предотвратить возможность его попадания к нашим противникам. Любой ценой.
— Но ведь он в первую очередь человек, — не унималась я. — И у него есть право самому прожить свою жизнь.
— Иногда с правами приходится не считаться. Арманд пришел в этот мир со своим даром, и теперь этот дар случайно определил его судьбу, а заодно и нашу. У него нет выбора, да и у нас тоже.
Я откинулась назад.
— Кто вы, собственно говоря? Вы ведь не француз.
Он провел рукой по своим черным растрепанным волосам.