«Шестьсот лет…» — размышлял он, осветив первую меловую стрелку, начерченную вчера Исидро. На троне был последний из династии Капетов, когда Антоний променял спасение души на бессмертие. Эшер хотел бы знать, прятался ли монах под землей все это время или же безумие одолевало его постепенно, век за веком.
Его дыхание клубилось в свете лампы; в бесконечных галереях было весьма холодно. Единственными звуками были шуршание влажного галечника под ногой да потрескивание раскаленной жести фонаря. Вчера, под защитой Исидро, идти было куда спокойнее. Тьма впереди пугала. Странно, но Эшер боялся не столько вампира, сколько того, что свод коридора может внезапно рухнуть и похоронить его заживо.
Достигнув ворот, он вздохнул с облегчением, ибо уже начал подозревать, что пропустил одну из меловых стрелок. Насыпи коричневых костей и скалящихся черепов казались ему менее опасными, чем сами коридоры.
Путь к подземельям, где обитал Антоний, оказался длиннее, чем представлялось Эшеру. Где-то он все-таки сбился с дороги, долго плутал среди костей, пытаясь высмотреть в глинистой хляби изящные отпечатки туфель Исидро, пока не набрел наконец на одну из стрелок. Неудивительно, что служители избегали этих мест. Вполне возможно, что они о них просто не знали.
Он миновал хаос рассыпанных костей, груды черепов и прочего, готовые хоть сейчас встретить Судный день. Видимо, причиной тому была вся эта мрачная средневековая символика, но Эшер подумал вдруг о застреленном им человеке, а потом о тех, что неминуемо погибнут в грядущей войне, для которой он копировал карты и выкрадывал планы в Австрии, Китае, Германии, вывозя их среди своих филологических заметок.
Он припомнил все известное ему об этих планах и был поражен неприятной мыслью, что он виноват гораздо больше, чем бедняга Антоний, убивавший лишь для того, чтобы продлить свое существование.
Перед ступенями алтаря, усыпанными костяными обломками, Эшер остановился, вслушиваясь в жуткую тишину. Черепа у стен печально глядели на него издали пустыми глазницами.
Его шепот скользнул среди костей и сгинул во мраке: — Frater Antonius… Ответом было лишь шелестящее эхо. — In nomine Patris, Antonius…
Может быть, он спал вовсе не здесь. Эшер присел на каменную ступеньку, поставив фонарь рядом. Огляделся, прикидывая с отчаянием, сколько времени ему придется потратить, чтобы найти место ночлега Антония. Если, конечно, старый вампир вообще имел обыкновение спать днем. Эшер поплотнее закутался в пальто, положил подбородок на высоко поднятые колени и стал ждать.
В абсолютной тишине тихо свистела раскаленная жесть фонаря. Эшер вслушивался напряженно, но различал лишь писк и возню крыс среди груд костей. В неподвижном состоянии было гораздо холоднее, и он потер руки возле пышущего жаром фонаря, жалея, что не захватил перчатки. Красные крысиные глазки сверкнули на краю лужицы смутного света и вновь пропали. Исидро говорил, что вампиры способны приманивать животных не хуже, чем людей. Когда, интересно, у брата Антония наступает время обеда?
Затем пришла убийственная мысль: а не приманил ли брат Антоний его самого? Могут ли вампиры зачаровывать жертву, не поглядев ей при этом в глаза? По своей ли воле он пришел сюда? «Я бы мог вызвать ее откуда угодно, — сказал когда-то Исидро, нежно освобождая от шарфа шею бедной женщины. — И поверьте мне, Джеймс: она бы заняла денег и приехала».
Эшер, правда, не чувствовал той дремоты, с которой он боролся когда-то в купе вагона, но это могло свидетельствовать и о великом искусстве брата Антония.
«После долгого поста жажда крови доводит до безумия…»
Он вспомнил газетный заголовок и содрогнулся.
Керосин в жестяном резервуаре выгорел уже почти полностью. Эшер представил, как ему придется пробираться назад в полной темноте, и проклял себя за то, что не догадался подбирать по дороге брошенные туристами свечные огарки. Он выпрямился, напряженно всматриваясь во мрак.
— Антоний, — шепотом произнес он по-латыни. — Я пришел поговорить с тобой. Я знаю, что ты там.
Ответа не было. Пустые глазницы черепов; сотни поколений парижан, чьи аккуратно рассортированные кости ждали здесь трубного гласа.
Чувствуя, что ведет себя глупо, Эшер снова заговорил в пустую темноту. По крайней мере, если Исидро и Забияка Джо Дэвис сказали правду, Антоний услышит его с любого расстояния.
— Мое имя — Джеймс Эшер. Я ищу вместе с доном Симоном Исидро лондонского вампира-убийцу. Мы думаем, что он может охотиться днем точно так же как и ночью. Он убивает людей и вампиров, для него не существует даже тех законов, которым повинуетесь вы. Ты поможешь нам?
Ничего не шевельнулось во мраке, эхо умолкло, упала мягкая, как пыль, тишина.
— Антоний, мы нуждаемся в твоей помощи, люди и вампиры. Он, должно быть, твой ровесник или даже старше. Только ты способен выследить его. Ты поможешь нам?
Напевные рифмы закружились в его сознании, завораживая, как детская считалочка:
…Прошептал — и эхо снова возвратило это слово, это имя, что на свете для меня святей всего, — и не более того. «Эдгар По…» — подумал он, понимая до конца, что это такое — стоять перед лицом бездонной черноты, не совсем пустой и не совсем мертвой.
«И не более того… и не более того…»
Он достал из кармана газету и развернул ее на ступени алтаря, сложив так, чтобы бросалась в глаза статья об убийствах. Поднял почти пустой фонарь; тени шевельнулись, и черепа словно бы оскалились насмешливо.
— Я должен идти, — сказал он в темноту. — Я вернусь завтрашней ночью и послезавтрашней тоже, пока не поговорю с тобой. Девять людей и четыре вампира уже убиты, и теперь ты знаешь, что жертв будет еще больше. Нам нужна твоя помощь.
Тьма смыкалась за ним, как занавес, когда он шел по коридорам. Может быть, за ним и наблюдали, но он этого не знал.
Как можно вообще уничтожить вампира, неуязвимого для солнечного света? А также, предположительно, для серебра, чеснока и прочего… Эшер много бы отдал, чтобы потолковать сейчас об этом с Лидией. Если Антоний им не поможет…
Может быть, мутация с течением времени открывает иные уязвимые точки — чувствительность к холоду, например? Дон Симон, помнится, упоминал, что холод особенно нестерпим именно для древних вампиров. Однако что делать с такого рода информацией, окажись она даже правдой, Эшер не знал. Разве что попробовать заманить убийцу в огромный холодильник. Он криво усмехнулся, представив, как вдвоем с Исидро, оба одетые на эскимосский манер, они вгоняют в сердце неуловимого вампира большую сосульку и, отрезав голову, набивают ему рот снежками.
Если предположение Лидии о том, что вампиризм — всего-навсего болезнь крови, справедливо, то достаточно найти некую сыворотку, способную бороться с этой заразой. «Самое время обратиться к фольклору», — с усмешкой подумал он. Скажем, экстракт чего-то такого, содержащегося в чесноке, впрыснутый с помощью шприца непосредственно в вену вампира…