Во всяком случае, очень возможно, что Лидия находится в этом доме.
Он осторожно пересек дворик. Если здесь и впрямь дневной охотник (будь это Гриппен, Туллоч Шотландец или же некто древний и безымянный), он все равно услышит шаги человека. А их ведь двое — дневных, если считать брата Антония… И, как минимум, один из них сумасшедший…
Эшер ступил на маленькую террасу слева от лестницы и вскрыл одно из окон, скрипнув зубами, когда щеколда сорвалась с хрустом и скрежетом. Отпрянув от проема, он выжидал довольно долгое время, вслушиваясь. В глубине дома что-то упало, затем послышался панический топот пары ног.
«Бежит к коляске, — подумал он. — На вампира не похоже… Соучастник из смертных?»
Если вспомнить манеру Кальвара откровенничать с будущей жертвой, вполне логичное предположение. Может быть, в одной из верхних комнат испепеленное тело Гриппена еще дымится в тусклом, льющемся сквозь сорванные ставни полусвете?…
Эшер от души надеялся, что так оно и есть, и в то же время напряженно вслушивался в кочующий по дому человеческий топот. Ступеньки скрипели уже в передней. Если сейчас проскользнуть в полуоткрытое окно, то он может перехватить убийцу у парадного выхода…
Однако Эшер испугался столь дерзкой мысли; возможно, именно это и сохранило ему жизнь. Он двинулся от окна, надеясь перехватить беглеца возле коляски, но тут из темного окна протянулась рука. Все произошло с невероятной быстротой; Эшер был схвачен за предплечье с такой силой, что затрещали кости. В меркнущем свете он успел увидеть белую, как пораженную проказой, лапу: вздувшиеся мышцы, узловатые костяшки пальцев, острые мощные ногти. Создание маячило смутным белым пятном в темном окне. Вторая белесая лапа схватила его сзади за шею, и в этот миг Эшер, выхватив из кармана пальто один из серебряных ножей, полоснул наотмашь.
Кровь ударила из запястья, словно он продырявил кипящий чайник. Нечеловеческий вопль из темного окна и впрямь был скорее похож на рев раненого зверя. Эшер вывернулся из ослабевшей на секунду руки, по опыту зная, что иначе его сейчас отшвырнут; как это сделал когда-то Гриппен. В следующий миг Эшер уже вырвал из кармана пальто револьвер и открыл пальбу по смутному силуэту, вылетевшему из двери черного хода.
Размывчатый, изменчивый, силуэт этот двигался с неуловимой быстротой, точнее сказать, он просто пропал, и Эшер, почувствовав его сзади, обернулся, все еще держа в левой руке серебряный нож. Последний лучик солнца осветил черепообразное лицо невиданного вампира. Клыки, торчащие из-под вывернутых распяленных губ, были похожи на обломанные бивни, они упирались в изрезанный ими подбородок. Вампир отпрянул, держась за запястье и уставив на Эшера огромные голубые глаза с раздувшимися от нечеловеческой ненависти зрачками.
Мысленная атака была страшна. Эшер почувствовал, что теряет сознание. Он пытался раздвинуть наваливающуюся на него черноту, а создание уже схватило его за руку. Вновь затрещали кости, Эшер вскрикнул, выпуская револьвер, и тут вопль вампира повторился…
«Серебро, — подумал Эшер. — Серебряная цепь». И, ловя момент, ударил ножом снова. Еще один крик боли и ярости; ухваченный за рукав Эшер все-таки был брошен об стену; он успел вжать подбородок в грудь, но бросок был настолько силен, что голова откинулась назад и затылок влепился в кирпичи. В глазах померкло.
Голос провыл что-то. Удар повторился. Боль и серая волна небытия. Боль была единственным, что теперь связывало Эшера с жизнью…
Имя. Вампир провыл какое-то имя.
Дальше сохранилось смутное ощущение влажного камня под щекой и запаха прелой листвы.
Воздух прорезали свистки, послышался приближающийся топот. Спину разламывало, левая кисть болела не хуже правой, но хотя бы слушалась. В памяти всплыло газетное описание зверского массового убийства.
— Эй, что тут стряслось?
— С вами все в порядке, сэр?
Он заставил себя приподняться на локте. Над ним стояли, возникнув из сумерек, два гиганта в голубой форме. «Краса и гордость Лондона», — подумал он. Солнце ушло за Харроу-Хилл. Холод пробирал до костей.
— Нет, — ответил он, когда один из бобби помог ему сесть. — Кажется, у меня сломано запястье.
— Боже, сэр, какого черта…
— Я пришел с визитом к другу, который живет в этом доме, и, видимо, потревожил взломщиков. Один из них напал на меня, но их было двое, и уехали они в коляске…
Полицейские переглянулись — оба большие, розовощекие; один, судя по произношению, из Йоркшира, другой — коренной лондонец. Эшер представил, с каким интересом разглядывал бы их Исидро.
— Держу пари, это та коляска, что попалась нам навстречу!
— Серый мерин в яблоках, передние ноги в белых чулках, — машинально сообщил Эшер.
— Смотри-ка, что он обронил, Чарли, — сказал уроженец Лондона, поднимая револьвер Эшера. Йоркширец взглянул, затем уставился на окровавленный нож в руке Эшера.
— Вы всегда ходите в гости вооруженным, сэр?
— Необязательно. — Губы тряслись, но он попробовал улыбнуться. — Мой друг доктор Гриппен коллекционирует старое оружие. Нож этот я купил у антиквара и хотел показать… — Он поморщился; правая кисть уже начинала распухать, боль пульсировала, рука чернела. Левая, впрочем, выглядела не лучше.
— Пошли-ка за доктором. Боб, — сказал йоркширец. — Пройдите в дом, сэр, — добавил он, в то время как Боб заторопился прочь. — Наверное, они знали, что дома никого не будет.
Эшер взглянул на него (они уже вошли в переднюю).
— Я в этом не уверен.
Громоздкая мебель семнадцатого столетия вырисовывалась в полумраке; здесь и там мерцали стекло и металл. Чарли направил Эшера к массивному дубовому стулу.
— Подождите лучше здесь, сэр, — сказал он. — Вы выглядите так, словно прошли через жернова.
Чистосердечного сочувствия, однако, в голосе его не слышалось — бобби явно не верил его истории. Впрочем, это было несущественно. А существенно было то, что сейчас обыщут дом и, может быть, найдут Лидию. Ах, если бы дневной вампир убил Гриппена, а Лидию не заметил… Если она, конечно, здесь…
— Как, вы говорите, зовут вашего друга, сэр?
— Дом принадлежит доктору Гриппену, — сказал Эшер. — А я — профессор Джеймс Эшер, лектор Нового колледжа, Оксфорд. — Он прижал распухшую руку к груди, пытаясь унять дергающую боль. Визитную карточку он достал левой. — Я надеялся застать его во второй половине дня.
Чарли изучил карточку, спрятал, и голос его заметно смягчился:
— Хорошо, сэр. Посидите пока здесь. А я тем временем осмотрю дом.
Эшер откинулся на спинку стула, стараясь не потерять сознания. Полисмен покинул темную комнату. Лицо дневного вампира вдвигалось в сознание: бледное, как у Исидро, но без свойственной испанцу утонченности, скорее вздутое, даже одутловатое. Пряди белокурых волос, прилепившиеся ко лбу. Эшер постарался вспомнить, какие у вампира были надбровные дуги, — и не смог. Запомнились в основном чудовищные, несоразмерно большие клыки да еще пристальная ненависть голубых глаз.