Дочитав письмо, Татьяна Андреевна бережно сложила его и обернулась к вошедшему в комнату мужу:
— Ты знаешь, Петя, я, так же как и Миша, часто вспоминаю Толю Лозебнова. Как он, этот четырнадцатилетний паренек, лучше всех нас сориентировался в той страшной обстановке и позвал людей под огонь автоматчиков с надеждой, что вдруг хоть кто-нибудь спасется. Ведь каждый шел на верную смерть ради того, чтобы хоть кто-нибудь спасся. И вот результат — четыре человеческие жизни спасены...
Глаза Татьяны Андреевны были полны слез. Петр Петрович обнял ее за плечи и тихо сказал:
— Успокойся, родная! Тебе надо меньше думать об этом.
— Да, да, я все понимаю. Петя, а можно я дам это письмо прочитать ребятам? Сегодня же мы напишем Мише письмо.
— Хорошо, хорошо. Ты только успокойся...
Пока в отделении Мочалов разбирался с поступившими материалами, давал указания по раскрытию преступлений, в отделе появился Купрейчик. Он зашел в кабинет и сказал:
— Повезло мне вчера. Шел мимо керосиновой лавки, смотрю — дверь открыта. Дай, думаю, зайду к Пултасу, может, еще что-нибудь сообщит. И сообщил. Во-первых, он вспомнил, что тот, кто интересовался стариками Троцаками, и есть их бывший квартирант. Во-вторых, этот насквозь пропитанный керосином старик сказал, что он видел Корунова у пивнушки, и уверен, что продавец пива, — Купрейчик заглянул в листок бумаги, — Мулер Лев Абрамович знает его, потому что однажды заметил их вместе возле пивнушки. Мулер и Корунов о чем-то разговаривали. Вскоре к ним подошла какая-то старуха, и Корунов ушел с ней.
— Ну, что ж, Леша, давай действуй дальше. Помогай, браток, видишь сам, сколько дел на мою голову свалилось.
— Не беспокойся, Петя, буду доводить до конца.
Мочалов давно знал привычку Алексея резко менять тему разговора. Вот и сейчас он сел на стул возле Петра и спросил:
— Петя, помнишь, ты мне рассказывал о враче, о Василеьской?
— Об Ольге Ильиничне? — Мочалов удивленно поднял на него глаза. — Конечно, помню.
— Где она сейчас?
— Не знаю, Леша. После того как мы с ней приехали в мои края, чтобы поклониться могиле моей жены и детей, и, к счастью, оказалось, что они живы, Оля сразу же ушла. Я искал ее тогда на железнодорожной станция и узнал, что она уехала на каком-то военном грузозике. Вот так и расстались мы с ней не простившись.
Мочалов замолчал на минуту, а потом, словно оправдываясь, сказал:
— Не ее вина и не моя, что так все сложилось. Ведь у Ольги все погибли... Трудная у нее судьба.
Купрейчик дотронулся рукой до плеча двоюродного брата:
— Извини, Петр. Может, я некстати с этим разговором. Но из твоих рассказов я понял, что Василевская любила тебя. И вот почему-то сегодня все это вспомнилось. Славин говорил, что она хороший человек. Возможно, еще когда-нибудь ты и встретишься с ней. В жизни все бывает.
— А зачем, Леша?
— Просто для того, чтобы пожать ей руку, узнать, как сложилась ее судьба.
Мочалов пожал плечами:
— Наверное, это не нужно теперь ни ей и ни мне. Мне бы очень хотелось, чтобы она была счастлива.
А Купрейчик снова сменил тему:
— Ладно, я пошел пить пиво и знакомиться с Мулером. — И он решительно направился к дверям...
Горе пришло в семью Литвиных. Жена Литвина пока не знала этого. Удивленная приходом работников милиции и директора леспромхоза, она суетилась, приглашая всех садиться.
Предстоял тяжелый разговор, и никто не решался начать его первым. Но делать было нечего, и Славин попросил показать фотографию Николая Елизаровича. Хозяйка достала из альбома фото мужа и, протягивая его Славину, спросила:
— Скажите, что случилось? Я уже извелась за эти дни!
Не отвечая, Славин смотрел на фотографию мужчины лет пятидесяти, с чуть прищуренными глазами. Сходство было, однако утверждать, что это его нашли в кузове грузовика, Славин не мог. Лицо убитого было полностью обезображено. Владимир спросил, куда он должен был ехать тринадцатого сентября.
— В четвертую бригаду, это в километрах двадцати отсюда. Он хотел узнать, что из теплой одежды нужно людям, скоро морозы ударят.
Владимир повернулся к директору:
— В какой стороне та бригада работает?
— Недалеко от деревни Пасха.
Славин развернул сверток и доказал хозяйке ботинок.
— Взгляните, это случайно не его обувь?
Женщина взяла ботинок, и руки ее сразу задрожали.
— Его, конечно, его! С ним несчастье?
Директор подошел к ней и, взяв за плечи, посадил на диван:
— Крепись, Лида! С Николаем действительно случилось несчастье. На него наехала машина.
— Машина? Какая машина? Где он, скажите, где он? — Женщина вскочила с дивана и подбежала к Славину: — Вы знаете, где он? Скажите мне, умоляю! Скажите мне, жив он?
Славин опустил голову и чуть слышно сказал:
— Он... погиб.
— А... а... — громко закричала женщина и, ломая себе руки, бросилась к дверям, но ее остановил директор:
— Лида, Лида, остановись, милая! Иди вот сюда, сядь на диван.
Она попыталась вырваться, но директор обнял ее за плечи и силой посадил на диван.
Вскоре зашел брат хозяйки. Участковый, когда они проходили мимо его дома, забежал и попросил его прийти. Славин объяснил ему, в чем дело, и сказал, что директор леспромхоза даст машину, на которой нужно поехать за телом Литвина. После этого тихонько тронул за рукав участкового: «Пойдем!.. Проводите меня до дороги, вы в форме, вам легче будет остановить машину».
Когда они подходили к окраине поселка, увидели полуторку. В кабине был только водитель. По знаку работника милиции машина остановилась, и вскоре Славин ехал в кабине старого, добитого грузовика, молча глядя на мелькавший по сторонам лес.
Буфетчица, как всегда, была на своем посту. Владимир поздоровался и попросил накормить его. Тетя Маша быстро принесла миску щей, шницель с макаронами и уселась напротив.
— Ну, как у вас дела?
— Да, вот шатаюсь, — неопределенно ответил Владимир. — Как вы думаете, я на Кемерово найду попутную машину?
— Редко они ходят, но, возможно, найдете. Вам надо выйти на дорогу, ведущую в Кемерово, потому что некоторые водители, не останавливаясь здесь, едут дальше...
Славин рассчитался за обед и вышел из чайной. Стоять на дороге пришлось долго, и только к вечеру, основательно продрогший, он сел в кабину ЗИСа, направлявшегося в Кемерово. Водитель, молодой парень, ровесник Владимира, сказал, что ехать придется почти всю ночь. Путь предстоял неблизкий, и Славин, устроившись поудобнее, приготовился к длительной тряске по неровной дороге.