Это был первый удар по Ломову. Бригадир был явно ошарашен, но очень скоро пришел в себя и уверенным тоном сказал:
— Да, этот человек показал мне три пальца. Это означало, что моему знакомому дали три года.
— А кто был этот человек, который показал вам три пальца?
— Это он сам и был.
Славин и Лисицын переглянулись.
А Леонов, записав в протокол допроса ответ, задал следующий вопрос:
— Когда вы пришли менять сторожа Бурнового, вы были один?
— Конечно. Кого же из посторонних я, по-вашему, поведу на объект?
— По имеющимся у следствия данным, в тот вечер вы подошли к объекту в сопровождении двух мужчин, которые перед тем, как вы вошли вовнутрь помещения, остались стоять у дерева. Что вы скажете по этому вопросу?
Это был второй мощный удар. По лицу Ломова было видно, сколько ему необходимо усилий, чтобы сохранить показное спокойствие. Он пожал плечами:
— Чепуха какая-то! Я никого с собой не приводил.
— Ну хорошо. — Следователь пододвинул к Ломову протокол допроса. — Прочтите и езжайте в больницу, вы, наверное, устали. Сопровождающие вас ожидают в коридоре.
Ломов внимательно прочитал протокол, подписал его и вышел из кабинета. Все переглянулись. Славин вскочил со своего места:
— Порядок! Хотите скажу вам, что сейчас предпримет Ломов? Он приедет в больницу и сразу же начнет просить врачей, чтобы они его выписали. Я уже позвонил лечащему доктору и сказал, что мы не против его выписки, если Ломов здоров. Сейчас все его помыслы направлены на то, как бы побыстрее увидеть брата и предупредить его о Шацком. А раз он не хочет назвать Шацкого, значит, для нас с вами это сигнал. Предлагаю поручить Мочалову, как только Ломов выпишется, доставить его сюда, а тебе, Николай Иванович, надо вынести постановление о задержании его как подозреваемого и водворении в КПЗ.
Леонов вопросительно посмотрел на Лисицына, а потом с сомнением в голосе спросил:
— Не ошибаемся мы? Сами понимаете, какое щекотливое положение складывается. Человек вроде сам подвергся нападению, получил телесные повреждения, а тут на тебе! Его берут и в КПЗ? Представляете, чем мы рискуем?
Его прервал Лисицын:
— Риск, конечно, есть, и немалый, но чует мое сердце, Славин прав. Давайте пока сделаем так. Ты, Владимир Михайлович, займись Шацким. Съезди в следственный изолятор, если надо, допроси его. Побывай дома, поработай со связями его и так далее. Мочалову поручи, чтобы он держал связь с больницей. Если выпишут Ломова, пусть он доставит его сюда. В любом случае его надо допросить по многим вопросам, сделать очную ставку с Бурновым, задать ему вопросы о встрече в коридоре с братом, о Шацком, о результатах исследования кляпа и упаковки. В конце концов, потребовать объяснить, почему он дает ложные показания и с регистрацией звонков сторожей. Ну, а потом соберемся все вместе, обмозгуем ситуацию и примем решение. Как, Николай Иванович, не возражаешь?
— Нет.
— Ну вот и хорошо. Тогда вперед!..
Славин поехал в следственный изолятор и вскоре встретился с Шацким. Он был высокого роста, с худым удлиненным лицом. Нервным и судорожным движением руки Шацкий стирал со лба капли пота, появившиеся от волнения, и напряженно ждал, о чем пойдет разговор. Славин спросил:
— Вы давно знаете Ломова?
— Какого? Леонида или Василия?
— Леонида.
— С детства. Собственно, и Василия тоже. Мы на одной улице живем.
— С кем из них вы больше дружите?
— С Леонидом. Мы с ним вместе работали в одном учреждении.
Это было для Славина новостью. Оказалось, что Ломов работал завскладом, а Шацкий — рабочим этого же склада. Майор решил действовать прямо и спросил:
— Скажите, Шацкий, с какой целью два дня назад вы приходили к учреждению, расположенному по улице Обувной?
Славин задал этот вопрос, а сам корил себя за то, что не спросил об этом прямо, и, не выдержав, добавил:
— Я напомню. Это было как раз тогда, когда Ломов Леонид остался там дежурить.
По лицу Шацкого оперативник понял, что попал в точку, и майор, как бы желая напомнить Шацкому, спросил:
— Кстати, что вы курите?
— Я? — удивился Шацкий и облегченно вздохнул, считая, что можно увильнуть от предыдущего вопроса, улыбнулся и ответил:
— «Приму» курю.
— Правильно. Этот окурок мы и обнаружили у дерева, где стояли вы. А кто «Север» курил, а точнее, кто стоял вместе с вами у дерева?
Славин вел себя так, чтобы у осужденного создалось впечатление, что милиции многое известно, и Шацкий «клюнул»:
— Ну, был мой брат Григорий, а в чем дело?
— Разве вы не знаете, в чем дело? — усмехнулся майор, записывая ответ Шацкого в протокол, а затем, глядя прямо ему в глаза, спросил:
— Яша, где деньги?
— Какие деньги? — метнул в его сторону испуганный взгляд Шацкий.
— Более семидесяти пяти тысяч, которые вы взяли из сейфа.
Шацкий опустил голову и молчал. Славин тоже выжидал, а надо было идти в атаку. Пауза дала возможность Шацкому прийти в себя, и он глухо ответил:
— Ничего я не скажу! Доказывайте!
— А что здесь доказывать? Все ясно.
Славин понимал, что сейчас лучше прервать допрос. Пусть Шацкий считает, что работникам милиции действительно все ясно. Майор нажал кнопку звонка и вызвал конвоира.
Владимир Михайлович был доволен результатами допроса Шацкого. Его показания давали мощное оружие против Ломова и возможность сузить круг лиц, подозреваемых в совершении кражи. Славин хотел сразу же направиться в управление и брать постановление на обыск, но передумал: «Наверняка в квартире Шацкого мы денег не найдем, а лишь дадим понять Григорию, что о чем-то догадываемся».
Размышляя так, он приехал на базу, где раньше работали Ломов и Шацкий. Директор базы сказал:
— Я не знаю, где сейчас работает этот Ломов, но скажу вам с гарантией, что там пожалеют, что приняли его. Ломов — жулик, и не просто жулик, а хитрый, коварный и опасный жулик.
— А где вы видели неопасных жуликов? — улыбнулся Славин.
— Э, товарищ майор. Поверьте мне, я начинал свою работу в системе снабжения еще до войны и за эти годы повидал жуликов. Так вот, я утверждаю, что Ломов — жулик первого сорта, экстра-класса, если хотите. Я уверен, что у нас он поживился неплохо. Я помню, как мы получили сигнал, что у него на складе имеется крупная недостача. Издал я распоряжение опечатать склад и на следующее утро назначил ревизию. И что вы думаете, что могло случиться? Конечно, пожар. И, конечно, пожар списал все. Сколько мы совместно с ОБХСС и пожарной службой ни бились, но доказать причастность Ломова к пожару и к недостаче так и не смогли. А он, паразит, после этого поработал немного, а затем подал заявление об уходе и еще среди работников распространил слухи о том, что он уходит потому, что я, видите ли, его кровно обидел своими подозрениями.