Сэр Мендореллен, барон Во Мендор, мужчина ростом чуть выше среднего, с чёрными вьющимися волосами и тёмно-синими глазами, обладал зычным голосом, которым привык громогласно изрекать собственное мнение. Гариону он не понравился. Ошеломляющая самоуверенность, эгоизм в столь первозданном виде, что казался почти трогательным, – всё это подтверждало мрачные рассказы Леллдорина о мимбратах, а изысканная почтительность Мендореллена по отношению к тёте Пол казалась Гариону переходящей границы обычной вежливости. Положение ухудшалось тем, что тётя Пол, по-видимому, с большой охотой выслушивала любезности рыцаря.
По мере того как путешественники под непрерывным дождём оставляли за собой всё больше лиг, Гарион с удовлетворением заметил, что друзья разделяют его мнение. Выражение лица Бэйрека говорило само за себя, брови Силка насмешливо поднимались при каждом новом заявлении рыцаря, а Дерник всё больше хмурился.
Гариону, однако, было некогда разбираться в своих чувствах к мимбрату.
Приходилось ехать рядом с носилками, на которых в горячечном бреду метался Леллдорин: яд олгрота по-прежнему бродил в его крови. Гарион то и дело бросал встревоженные взгляды на тётю Пол, а во время самых тяжёлых припадков беспомощно держал друга за руку, не в силах придумать, как бы облегчить боль.
– Переноси своё несчастье с достоинством, добрый юноша, – жизнерадостно наставлял Мендореллен раненого после особенно страшного припадка, оставившего его совсем без сил. – Боль эта – всего-навсего иллюзия, и разум вполне может справиться с ней… если пожелаешь, конечно.
– Именно такого утешения я и ожидал от мимбрата, – прошипел Леллдорин сквозь стиснутые зубы. – Думаю, тебе лучше ехать подальше от меня. Твои высказывания пахнут так же дурно, как и ржавые доспехи.
Щёки Мендореллена чуть покраснели.
– Жестокий яд, бурлящий в жилах нашего искалеченного друга, лишил его, по всей видимости, не только здравого смысла, но и простой вежливости, – холодно заметил он.
Леллдорин с трудом приподнялся, видимо, желая дать достойный ответ, но даже это маленькое усилие разбередило рану: юноша потерял сознание.
– Состояние астурийца весьма тяжёлое, – заключил Мендореллен. – Твоего снадобья, леди Полгара, вероятно, недостаточно, чтобы спасти ему жизнь.
– Леллдорин нуждается в отдыхе, – отозвалась тётя Пол. – Постарайся не слишком его волновать – Попробую ехать так, чтобы взор его не падал на меня! Поверь, благородная дама; в том, что образ мой неприятен юноше и вызывает у него злостную лихорадку, нет вины моей!
Пустив боевого коня в галоп, он вскоре оказался далеко впереди кавалькады.
– Они все так говорят? – с некоторым раздражением осведомился Гарион. – Словно пришли из далёкого прошлого.
– Мимбраты вообще предпочитают держаться официально, – объяснила тётя Пол.
– Ты скоро привыкнешь к этому.
– По-моему, довольно глупо звучит, – мрачно пробормотал Гарион, свирепо уставившись в спину рыцаря.
– Думаю, тебе тоже не помешало бы иметь хорошие манеры, Гарион.
Тот ничего не ответил; оба молча ехали под проливным дождём навстречу приближающимся сумеркам.
– Тётя Пол! – наконец решился Гарион.
– Да, дорогой?
– О чём это говорил гролим? Насчёт тебя и Торака.
– Торак кое-что сказал однажды, когда был не в себе. А гролимы восприняли его речи всерьёз, вот и всё, – коротко ответила тётя, поплотнее заворачиваясь в плащ.
– Разве это тебя не волнует?
– Не особенно.
– А Пророчество, о котором толковал гролим? Я ничего не понял.
Упоминание о Пророчестве затронуло какую-то глубоко запрятанную струну.
– Кодекс Мрина, – ответила она. – Очень старый экземпляр рукописи, почерк крайне неразборчив. Упоминает о спутниках – крысе, медведе, человеке, который проживёт две жизни. В других вариантах об этом ничего нет, и в действительности неизвестно, имеет ли это какой-то смысл.
– Но дедушка считает, что имеет, так ведь?
– У твоего деда достаточно странных идей. Древние вещи восхищают его, возможно, потому, что сам он стар.
Гарион уже хотел расспросить её подробнее о других рукописях этого Пророчества, но тут Леллдорин вновь застонал, и оба они, позабыв обо всём, обернулись к нему.
Вскоре показалась толнедрийская гостиница с толстыми небелёными стенами и красной черепичной крышей. Тётя Пол проследила, чтобы Леллдорина поместили в самую тёплую комнату, и всю ночь провела, ухаживая за больным. Гарион, сняв башмаки, в беспокойстве бродил по тёмному коридору, то и дело наведываясь к другу. Но улучшения не наступало.
К утру дождь перестал. Путешественники отправились в дорогу, когда небо на востоке чуть посерело. Мендореллен по-прежнему ехал впереди, пока они не добрались наконец до опушки тёмного леса и не увидели впереди расстилавшуюся, насколько хватало глаз, сиреневато-бурую равнину Центральной Арендии.
Рыцарь остановился и стал поджидать отставших, мрачно покачивая головой.
– Случилась беда? – спросил Силк.
Мендореллен угрюмо показал на столб чёрного дыма.
– Что это? – удивился Силк, озадаченно сморщив крысиное лицо.
– Дым в Арендии может означать только одно, – вздохнул рыцарь, надевая шлем с плюмажем. – Оставайтесь здесь, драгоценные друзья. Поеду посмотрю, но боюсь самого худшего.
Вонзив шпоры в бока жеребца, он бешеным галопом ринулся вперёд.
– Подожди! – заревел Бэйрек, но Мендореллен, не обратив внимания, скрылся из виду.
– Ну и болван же! – прорычал огромный чирек. – Попробую его догнать: а вдруг там дело плохо!
– Не нужно, – слабым голосом посоветовал Леллдорин. – Будь там хоть армия, никто не осмелится напасть на него.
– А я думал, ты его не любишь, – слегка удивлённо пробормотал Бэйрек.
– Не люблю, – согласился Леллдорин, – но одно его имя вызывает ужас в Арендии. Даже в Астурии слышали о сэре Мендореллене. Ни один нормальный человек не станет на его пути.
Отъехав назад, под защиту деревьев, они стали дожидаться возвращения рыцаря. Наконец послышался стук копыт. Лицо Мендореллена пылало от гнева.