— Таковы люди, — сказал Брауэр.
— А как же Трит? С ним у нее что?
— Платоническая любовь. Как у кобры-братца с коброй-сестрицей. Не могу в точности сказать, что именно там у них происходит. Может, они и трахнулись разок, но поняли, что это не работает. Короче, той информации, которая у меня есть, не хватит, чтобы убедить окружного прокурора предъявить кому-нибудь из них обвинение. Вот почему я не пошел в полицию. Боюсь, любое мое действие вызовет у людей Трита бурную ответную реакцию. — Он повернулся и замер, широко расставив ноги, держа свой ноутбук обеими руками прямо перед собой. — Я показал вам то первое видео, чтобы вы поняли, насколько уязвим сейчас Трит. Что бы ни говорили ему Диган и Кинкейд, оба убеждены, что срока, пусть небольшого, ему не миновать. Может, года или двух. Вот почему им надо, чтобы вы оставались в живых до тех пор, пока он не созреет. Но Трит непредсказуем. Он может совершить безрассудство. Вообще-то, — он повел рукой, указывая на обломки вокруг, — мне кажется, он уже его совершил.
Пока Брауэр говорил, я снова с сожалением вспомнил Даррена и его пистолет.
— Черт меня подери! И что я теперь должен делать? Избить его до посинения?
— Не думаю, что это будет необходимо.
Я ждал предложения Брауэра. Тот прищелкнул языком, вынул из кармана визитку и протянул ее мне. На темно-синей лицевой стороне были указаны его имя и телефоны. Оборотная сторона пестрела целым списком написанных от руки имен, среди которых были судья, банкир и член комиссии безопасности штата.
— Справьтесь обо мне у этих людей, — сказал он. — Их телефонов я не даю, они все есть в справочнике. Откройте его, и будете уверены, что говорите именно с ними, а не с моими подсадными утками. Они дадут вам доступ к документам, которые, в свою очередь, убедят вас, что я не охочусь за вашими деньгами. А потом сами решите, хотите вы, чтобы я вмешался, или нет.
— Если вам не нужны деньги, что же тогда?
Брауэр захлебнулся икотой — похоже, так он смеялся.
— Когда я начал разбираться в этой ситуации, то сказал себе, что речь идет о защите ваших интересов. Я считал, что они нуждаются в защите. Как я уже говорил, новый стиль помог и мне. Вот почему я хотел бы подойти к нему ближе, вступить с ним в более близкие отношения. И похоже, мне тоже есть что ему предложить. Но как только я начал изучать Трита, то понял, что мне просто интересно. Десять лет я не совершал ничего противозаконного и истосковался по настоящему делу. Только не поймите меня превратно. Если я вступаю в дело, то, разумеется, рассчитываю на компенсацию, хотя и необязательно в денежной форме.
— Если продолжать слежку, то кто-нибудь из них рано или поздно проговорится. Может, этого окажется вполне достаточно.
— Может быть. Я наблюдаю за Тритом уже пару месяцев. И у меня нет на него ничего, кроме того, что я вам показал. Ну и еще того, что Кинкейд рассказал моему агенту. И я сомневаюсь, что в полиции он заговорит. Слежку я буду продолжать, но время бежит, и это меня беспокоит. Я на сто процентов уверен, что все, здесь произошедшее, придумал сам Трит. Сомневаюсь, чтобы Диган или кто-нибудь еще знали об этом. А это значит, что он вышел из-под контроля и в скором будущем от него можно ждать каких угодно проблем. Есть одно дельце, совсем не сложное, которое можно провернуть прямо сейчас и пустить все его замыслы под откос. Оно же устранит всякую опасность для вас и вашей жены. Но вы должны сами принять решение. Я без вашей санкции не сделаю больше ни шага.
Я взвесил все плюсы и минусы.
— Уж больно ты хитер для меня, парень, — сказал я. — Такое у меня чувство.
Брауэр слегка пожал плечами:
— Какой есть. А вам, по-моему, именно такой сейчас и нужен.
Кусок штукатурки оторвался от деревянной панели на стене, которую пожарные изрубили в поисках скрытых источников огня, и я снова вспомнил о недавней катастрофе. Ногой я оттолкнул от себя обугленный ком бумаги, бывший когда-то сборником дорожных карт, и черная вода в проходе пошла рябью. Тяжесть промоченного атласа пришлась мне по душе, я почувствовал, как от соприкосновения с ним внутри меня что-то вспыхнуло, и мне захотелось наподдать его посильнее.
— Ну, вот что. Если я надумаю пойти этим путем, то позвоню через денек-другой. — Я помахал его визиткой. — По этому номеру тебя найти можно?
— Да, это мое ранчо. Если меня не окажется дома, мобильник у меня всегда с собой.
— Ладно. Позвоню, тогда и договоримся.
— Отлично, — сказал Брауэр.
Единственное, что я усвоил о молитве, это о чем никогда не следует молиться. По телику то и дело слышишь каких-нибудь двинутых спортсменов, которые рассказывают, сколько они молились перед тем, как принять то или иное решение, причем чаще всего речь идет о том, подписать заново контракт со своей старой командой или нет. Не исключено, конечно, что канал Божественного Совета работает только по подписке и, отказываясь принять Христа в качестве личного спасителя, я получаю искаженный сигнал. Возможно. Но я твердо знаю, что создал новый стиль не для того, чтобы упрашивать Вселенную повлиять на работу моих мозгов. Новый стиль — это акт воли. Он сам влияние, и ему не нужно влияние извне. Вот почему у меня не возникло ни малейшего желания написать молитву, которая повлияла бы на мое решение после встречи с Брауэром. По правде говоря, весь остаток того вечера я о нем даже не вспоминал. У меня и с Терезой забот было по горло. Только к утру у меня появилось время серьезно подумать о его предложении, и я немедленно решил, что встретиться с ним надо. Если мне не понравится, чем это пахнет, я просто отойду в сторонку, но если есть хоть малейший шанс на то, что он сможет избавить меня от необходимости до конца моих дней озираться на каждый шорох, я им воспользуюсь. Я позвонил людям, чьи имена стояли на обороте его визитки. Одни свидетельствовали, что он до неприличия богат; другие подтверждали, что на него можно положиться в трудную минуту. Как ни странно, все эти доказательства только усугубили мое нежелание вступать с ним в контакт — опять-таки мне не понравилась чрезмерная хитрость, которая за всем этим стояла. Но, напомнил я себе, встретиться — еще не значит сговориться.
— Назовите время, — сказал Брауэр, когда я позвонил ему в тот вечер. — Я живу на самой границе, напротив Альтера. Могу подъехать в Першинг, нет проблем.
— Может, лучше не надо, — ответил я. — Не хочу, чтобы Тереза знала. Она расстроится.
— Нам не обязательно встречаться в магазине.
Я стоял на улице позади нашего дома и смотрел на контуры столовых гор в последних лучах заката и звезды, яркие и колючие на фоне темной синевы, как камни в рекламе «Де Бирс». Было тихо, только тявкал где-то иногда койот.
— Да, но городок-то маленький. Рано или поздно ей все расскажут. И коль скоро мы собрались говорить о деле, лучше, чтобы нас не видели вместе.
— Ни вас, ни меня никто ни в чем не заподозрит. Это я гарантирую. Положительная сторона моей излишней хитрости. Но вообще как хотите.