— Ага.
Она постучала пальцем по купюре, которую я держал в руках:
— Сколько у тебя денег?
— Восемь сотен с мелочью.
— Если хочешь, чтобы я тебе помогла, дай больше, — сказала она после паузы.
— Ты знаешь, как отсюда выйти?
— Мне нельзя будет назад, если я проведу тебя. Поэтому мне нужно больше. Там, на Севере, у тебя много денег? И не говори, что нет, ты богатый, я про тебя знаю.
— Да нет, деньги у меня есть. Чековую книжку я с собой не взял, но у меня есть кредитки.
Она отмахнулась от этого предложения:
— Мне столько не надо. Дай-ка ручку.
Положив купюру на сиденье деревянного стула за неимением стола, она прищурилась и стала выводить печатными буквами слова сначала на лицевой стороне, потом на обороте, с такой натугой, как будто занималась невесть каким тяжким трудом; потом протянула купюру мне и велела прочитать написанное.
Вардлин Стюарт обещает заплатить Инкарнасьон Баррера восемьсот долларов она покажет ему выход из «Ла вида эс муэрто». Еще он обещает помочь ей найти работу в США и получить зеленую карту и платить ей деньги, чтобы она могла дожить до первой зарплаты.
— Твою подпись, — сказала она. — И дату напиши.
Она вытащила розовую юбку с белой блузкой из сумки и начала одеваться. Я спросил, что она делает.
— Мы уйдем сразу, как только ты подпишешь, парень. Если они узнают, что я сделала, меня убьют.
— Только за то, что ты показала кому-то выход?
— Люди, которым нравится мучить других, им не нужны предлоги, сам знаешь.
Я подписал купюру и поставил дату; потом передал ее с остальными деньгами девушке. Инкарнасьон засунула их в нагрудный карман.
— Это контракт, — сказала она, свирепо глядя на меня. — Не сдержишь слово, засужу твою задницу.
— Как мы отсюда выйдем?
Она подхватила хозяйственную сумку с полу, подошла к двери и высунулась в коридор. Я повторил свой вопрос.
— Через черный ход, — ответила она. — Что это, по-твоему, за место такое, где даже черного хода нет?
Позади «Ла вида эс муэрто» был участок земли, на котором мог бы разместиться еще один ночной клуб аналогичного размера, но не занятый ничем, кроме мусорных куч, сорняков, рытвин с застоявшейся дождевой водой и чахлых кривых кустов, пробивавшихся из-под отбросов. Клочок неба очистился от туч, и над нашими головами появились звезды. Ветер, шипя по-змеиному, скользил над землей. Рассеянный свет и мое собственное околдованное зрение, объединившись, навели на пустырь жутковатый глянец, как будто это было поле, где ведьмы бились с волками, черная кровь потоками текла с небес, а в земле лежали те, кому не суждена смерть. Дальний конец участка плавно переходил в грунтовую дорогу, ведущую в центр, а примерно в четверти мили от края пустыря к ней прилегал хорошо освещенный район, где наверняка найдутся магазины и телефоны, а может, даже такси. Мы пробирались сквозь кучи битого стекла и бетонной крошки, пластов отсыревшей штукатурки и кусков вспученного картона, мешков из-под цемента и изломанных досок. Я ожидал, что Инкарнасьон будет сопровождать меня до тех пор, пока мы доберемся до улицы, но она продолжала держаться так близко ко мне, что мне почудилась в ее поведении какая-то цель, и я спросил ее, куда она собралась.
— С тобой, парень.
— Да нет, я спрашиваю: ты домой или куда?
Она остановилась.
— Я иду на Север! С тобой!
— В Штаты? Но у тебя же нет визы!
— Ты дашь мне денег, и я ее куплю, эту чертову визу.
На миг я растерялся:
— Ты имеешь в виду подделку?
— Что?
— Подделку… ну, фальшивку.
— Ага, ага! Вот-вот! Но не бойся, сильно проверять меня не будут, я ведь с тобой еду.
Мне захотелось сообщить ей, что нарушить составленный ею контракт мне будет легче легкого — она воспользовалась моим положением, и никаких обязательств перед ней я не чувствовал. Но ее напористость и умение извлекать выгоду из сложившихся обстоятельств поневоле восхищали, к тому же деньги не были проблемой.
— Посмотрим, что будет дальше, — сказал я.
Темнота скрывала выражение ее лица, но, судя по тону ее голоса, она опять смотрела на меня, сведя брови и надув губы.
— Слышь, парень, у меня тут все записано! — сказала она. — И без меня ты никуда не уедешь.
Где-то впереди и сверху раздался глухой удар, а за ним что-то похожее на стон боли. Я упал на четвереньки и потянул за собой Инкарнасьон. Она, похоже, подумала, что я решил ее завалить, и вцепилась ногтями мне в лицо. Я успокоил ее и шепотом объяснил, что надо вести себя тихо, потому что впереди кто-то прячется среди мусора.
— Думаешь, это тот парень… ну, тот, который охотится за тобой?
— Не знаю, — ответил я, хотя прекрасно знал, что это Брауэр, который, видимо, заметил, как я скрылся на втором этаже, и решил, что я наверняка воспользуюсь черным ходом.
Где он спрятался и откуда наблюдал за нами, сказать было невозможно. Справа от нас была мусорная куча. Я указал на нее Инкарнасьон, и мы на четвереньках двинулись туда.
— Это он, — сказала она. — Тот парень, верно?
— Он нас не видит. Так что пока мы в безопасности.
Она что-то торопливо забормотала вполголоса. Я разобрал слово «Virgen» и понял, что она молится.
Учитывая плотность промышленных выбросов, которые окутывают Ногалес, я оценивал наши шансы увидеть полет Луны над городом как очень незначительные, а уж о том, что окажется еще и полнолуние, и вовсе говорить не приходилось; но я просчитался — в ту ночь Луна была в ударе. Не прошло и двух-трех минут с тех пор, как мы спрятались за мусорной кучей, и жирная кривобокая Луна, желтая, словно круг Гауды, выкатилась из-за туч и зависла прямехонько над нами, превратив темное таинственное пространство в полосу ничейной земли между двумя фронтами, залитую светом сигнальных ракет. Очертания всех предметов заострились; тишина стала казаться еще глубже. Впечатление было такое, точно наступил день, только небо почему-то осталось черным и солнце в зените непривычно побелело. Инкарнасьон вцепилась в мою руку и бросила на меня испуганный взгляд. Я сделал ей знак не беспокоиться, но у меня самого сердце выбивало почти столько же ударов, сколько оборотов в минуту делает хомяк в своем колесе. А потом я увидел Брауэра, который стоял шагах в двадцати перед нами, чуть правее нашей кучи. Его светло-голубая джинсовая куртка была видна, как днем, и пистолет в его руке тоже.
— Я знаю, что вы здесь! — крикнул он. — Я видел, как вы выходили!
Инкарнасьон снова зашептала молитву.
Брауэр держал пистолет подле уха дулом вверх.