– Черт!
Он ударил в дверь ногой. Потом еще раз. Дверь с грохотом распахнулась, сорвавшись с нижней петли. Горячий пар клубился вокруг. Огромная ванна на ножках в виде когтистых лап была до краев наполнена темно-коричневой водой, сплошь затянутой длинными стеблями водорослей. Донна исчезла. Ее трусики и футболка лежали в корзине для грязного белья. Испугавшись, что она переоделась и улизнула через окно, Демпси посмотрел сквозь крашеное стекло. Третий этаж и никакой пожарной лестницы. Он перевел взгляд на плавающие в ванне водоросли, содрогаясь при мысли, что Донна находится под ними. Потом засучил рукав, схватил женщину за волосы и вытянул голову из воды. Глаза у нее были открыты, один закатился под веко. Она не дышала. Демпси вытащил ее из ванны, расплескивая воду с водорослями на кафельный пол. Безжизненно болтающаяся рука захлестнулась вокруг его талии, когда он разворачивался. Он положил Донну на пол, запрокинул ей голову и попытался сделать искусственное дыхание. Когда у него застучало в висках от напряжения, он отказался от дальнейших попыток, но остался стоять на коленях рядом с ней, потрясенный зрелищем жалкой смерти и печальным табачным вкусом мертвых губ. Он сбросил промокшую куртку и заставил себя осмотреть тело. Следы уколов на внугренней стороне бедра, но ни одного свежего. Он перевернул Донну. Татуировка на правой ягодице: удлиненный овал, слегка искривленный, с волнистыми линиями, расходящимися от него в разные стороны.
Точно такая же, как на бедре у Марины.
Когда Демпси переворачивал Донну обратно на спину, из влагалища ее вытекла жидкость ему на пальцы. Он вымыл руки над умывальником, с трудом сдерживая позывы к рвоте. Все еще испытывая дурноту, он открыл окно и жадно вдохнул холодный воздух. Потом бросил взгляд на тело. Мокрые пряди медных волос прилипли к лицу. Одна рука лежала на животе, розовая кожа блестела. Стебли водорослей налипли на грудь.
Немного придя в себя, но смущенный наличием связи между Мариной и Донной, Демпси вернулся в спальню и вывалил содержимое дорожной сумки на грязные простыни. Из бумажника он вытащил удостоверение личности, фотографию костлявого рыжего мальчика лет восьми и полиэтиленовый пакетик с дозой. В кошельке для мелочи он нашел два ключа, один с номером и отштампованным логотипом, который показался знакомым. Демпси перебрал конверты на столе: логотип на ключе был таким же, как на счете из камеры хранения. Он положил ключ в карман и продолжил поиски, но пока рылся в куче трусиков, бюстгальтеров, баночек с кремами, расчесок, журналов с кроссвордами и прочих остатков жизни, мысль о загадочных обстоятельствах смерти Донны стала тормозить ход методичного обыска, и вскоре Демпси почувствовал страшную растерянность, поник духом. Пару минут он сидел на краю постели, собираясь с силами, потом вернулся в ванную. Травяной запах казался зловонным; скользкие водоросли валялись на полу. Он осторожно обошел тело и набрал в ладонь воды из крана над ванной. Чистая, не коричневая. Он пошарил в аптечке и на полочках под умывальником, предположив, что Донна добавила в воду какой-то концентрат. Аспирин, пустые пузырьки из-под валиума, нити для чистки зубов, зубная паста, дезодоранты. Пластмассовым стаканчиком, в котором стояла зубная щетка, он зачерпнул немного воды из ванны. В ней плавали какие-то частицы. Демпси дотронулся кончиком языка до воды. Горькая. По логике, Донна набрала в ванну чистой воды, а потом добавила в нее какую-то дрянь. Наверное, он что-то просмотрел, подумал Демпси. Он заглянул под ванну, за туалетный столик, в корзину для белья. Потом еще раз обыскал спальню, надеясь обнаружить где-нибудь пустой пакет, пластиковую банку с надписью «Болотные водоросли: формула красоты» или что-нибудь в таком роде и ничего не нашел. Он вернулся в ванную, опустился на колени рядом с трупом и внимательно осмотрел голову на предмет ушибов, свидетельствующих о том, что Донна ударилась и потеряла сознание. Никаких повреждений. Учитывая ее эмоциональное состояние, Демпси сильно сомневался, что она могла заснуть, – во всяком случае, настолько крепко, чтобы утонуть. Оставалась версия самоубийства, но утопиться не так-то просто, как кажется.
Неумолкающий внутренний голос бранил Демпси за нежелание признать очевидное, говорил: ты же чувствуешь зло, чувствуешь, что без вуду не обошлось. Пока Донна лежала в ванне, здесь что-то материализовалось, воплотилось и задушило ее, – поскольку только так можно объяснить вонь и грязную воду в ванне и смерть женщины, утонувшей без всякого сопротивления. Голос твердил свое, не обращая внимания на тот факт, что слушатель отчаянно пытается настроиться на другой, спокойный голос с уверенными интонациями диктора «Си-эн-эн», убеждающий, что паниковать не нужно, что вещи, сейчас непонятные, в конце концов получат самое простое объяснение, и он взлетит прочь от этого ужаса, и табло с надписью «пристегните ремни» погаснет, прежде чем он успеет опомниться. Волоски у Демпси на шее встали дыбом. Он почувствовал искушение обернуться, но боялся обнаружить, что крыша дома беззвучно поднялась и огромное жуткое лицо с бледными пустыми глазами заглядывает внутрь и видит женщину на полу и стоящего на коленях полицейского рядом, которые с высоты кажутся похожими на марионеток в кукольном домике, где разыгралась трагедия; и видит, в каком бедственном положении они оказались: душа мертвой женщины, блуждающая в поисках новой утробы в надежде получить новую жизнь, и полицейский, оставивший отпечатки пальцев на месте вероятного преступления, втянутый своим напарником в темную историю, возможно еще более страшную, чем убийство. В какой-то момент Демпси, охваченный бесконечным отчаянием, испытал желание уйти от действительности, отключиться от всего и остаться стоять на коленях рядом с телом Донны Касс, пока приехавший полицейский наряд не уведет его прочь. Но потом он ощутил не явное присутствие в ванной комнате Другого. Казалось, будто огромный зверь улегся рядом с ним и от его невидимого тела шел жар. Ощущение было настолько реальным, что Демпси в страхе вскочил на ноги, поскользнулся на мокром кафеле, попятился к двери и бросил взгляд на ванну. Плававшие в коричневой воде водоросли медленно перемещались, скользили по поверхности, словно приводимые в движение незримыми пальцами, и постепенно складывались в два ряда букв. Сначала четкие очертания приняли первые три буквы в верхнем ряду: ПРИ. Последней в нижнем ряду оказалась буква И. Ошеломленный, Демпси подождал, когда из водорослей сложатся еще четыре буквы, и прочитал: ПРИЕТБИЛИ.
Потом, неспособный найти разумное объяснение происходящему, он в ужасе опрометью выбежал из квартиры, слетел вниз по лестнице и выскочил на крыльцо, окидывая пустынную улицу бессмысленным взглядом, стараясь вспомнить, где оставил машину, и привлекая внимание пятнистого пса, который стоял на тротуаре возле кованой калитки на напряженно вытянутых лапах и казался сбитым с толку не меньше Демпси.
Обнаружив в камере хранения на бульваре Победы маленький полупустой чемоданчик, Демпси поехал на парковку у паромной пристани Стейтен-Айленда, где довольно долго сидел, наблюдая за подходящим паромом и стараясь сосредоточиться. С парома сошло полсотни пассажиров – в основном женщин с детьми, – которые направились к своим машинам или двинулись вверх по склону, в квартал, откуда он недавно бежал в панике. Когда толпа рассеялась, Демпси положил чемоданчик на сиденье рядом и сломал замки. Внутри он увидел альбом для рисования и деревянную шкатулку с дюжиной дорогих на вид ювелирных украшений. В альбом был заложен коричневый конверт с пачкой фотографий. На всех фотографиях была комната с красными стенами, очень похожая на комнату для частных вечеринок, устраивавшихся во время рейва: разбросанные на полу подушки, скатанный ковер. На бетонном полу углем был нарисован удлиненный черный овал, окруженный семью волнистыми линиями. На каждой фотографии в центре овала лежала голая девица, каждый раз новая. На нескольких снимках какой-то мужчина (тоже каждый раз новый) занимался с ней сексом. На остальных полуголый мужчина стоял и разговаривал с другими мужчинами, сидевшими на подушках. На одной из фотографий в центре овала лежала Марина. Она выглядела почти такой же, как семь лет назад, когда Демпси познакомился с ней. Никаких татуировок у нее на руках не было – только одна, на бедре. Над ней стоял Пинеро. Среди зрителей на подушках сидел Израель Лара.