– Я знаю.
– Она была загружена под завязку. Должно быть, съела целый куст.
– Речь идет о смертельной дозе?
– Нет, но девушка находилась в страшно расслабленном состоянии.
– Понятно. Ладно, спасибо. Я твой должник.
– В который раз. Будь я за стойкой, закрыл бы твой счет еще с Рождества.
– Тебе воздастся на небесах, Фил.
– Только на это и уповаю.
Демпси бросил трубку на диван и вернулся к окну. Трое парней все еще стояли на углу. К ним подошли еще двое, остановились поболтать. Мысль, что он сам наглотался пионии и оттого совершенно спокоен, бередила Демпси, но не настолько, чтобы вызвать у него желание что-нибудь предпринять по этому поводу.
В гостиную вошла Марина, одетая в шорты и темно-бордовый свитер, со стаканом яблочного сока в руке.
– Кто-то звонил?
– Да, по работе.
Она уселась на диван, поджала под себя ноги и внимательно посмотрела на Демпси.
– Мне понравилось любить тебя.
– Честно?
Она шутливо замахнулась на него журналом, валявшимся на диване.
– Мне тоже, – сказал Демпси. – Это было здорово.
– Здорово? – задумчиво повторила она, словно не понимая значения слова.
– Да, я чувствовал себя… ну… здорово, спокойно. Не думал обо всей этой дикой истории.
Марина отпила пару глотков из стакана.
– Полагаю, именно это и определяется словом «здорово»?
– Может, я неверно выразился.
Она вытянула вперед ноги, пошевелила пальцами.
– А ты помнишь, что ты мне говорил тогда, в лодочном домике?
– Наверное, я слишком долго не вспоминал тот день. – Демпси присел на ручку дивана, погладил Марину по ноге.
Она отпила еще глоток и поставила стакан на столик.
– Я тоже считаю, что все было здорово.
– Ты думаешь, я нарочно не хочу вспомнить?
– Нет, но нужно удерживать равновесие. Я не хочу отдавать больше, чем беру. В любом случае… – Она снова поставила стакан на столик. – Для подобных разговоров еще слишком рано. Я просто проверяю температуру.
– В твоем журнале есть статья на эту тему. «Как измерить температуру любви вашего партнера».
– Ты даже не вздрогнул, когда сказал «любовь».
– А почему я должен вздрагивать?
– Смотри! – Она порывисто подалась к нему, вытянув вперед руки; на лице у нее отразилось разочарование, когда он не отреагировал.
– Ты меня напугала, правда, – сказал Демпси. – Просто, когда я такой усталый, у меня рефлексы заторможены.
– Это хорошо. Я хочу, чтобы ты меня немножко побаивался.
Тесная связь, установившаяся между ними раньше, упрочилась, и несколько мгновений в словах не было необходимости. Марина подтянула колени к груди, положила на них подбородок и сказала:
– Я собираюсь приготовить жареный бекон с сыром. Хочешь?
– Ужасно.
– Побольше?
– Еще лучше.
Марина допила сок, встала с дивана и направилась на кухню. Демпси еще с минуту смотрел на улицу, но, когда увидел, как между парнями на углу и пассажиром в черном «SUV» завязывается перебранка, тоже ушел на кухню, где Марина жарила бекон, и встал за ней, обняв обеими руками за талию. Она игриво потерлась о него и велела сесть, иначе она обожжется. Демпси сел на стул у кухонного стола. Над плитой висели часы с котятами на циферблате. Марина принялась рассказывать про свою школу танцев, о предстоящем выпускном спектакле по аристофановским «Облакам». Окутанный мерно тикающим кухонным теплом, Демпси отвечал односложно, время от времени подкрепляя свои слова взмахом руки и глядя на стройные ноги подружки. Ему понравилось, что она сказала «любовь». Элиза обычно говорила «секс», словно желая таким образом доказать свою зрелость.
Марина поставила на стол бутерброды и молоко. Памятуя о ее словах насчет необходимости соблюдать равновесие, Демпси почувствовал желание нарушить его и, забыв об обычной своей сдержанности, сказал:
– Знаешь, что меня поразило в тебе? Сила, которую я в тебе увидел, когда ты танцевала. Она словно изливалась из тебя.
– Как по-твоему, что это было… что ты видел?
– Не знаю. Нечто желающее дать знать о своем присутствии.
– Странно, что нам приходится говорить, – сказала она после непродолжительной паузы. – Мне кажется, мы узнали бы друг о друге больше, если бы молчали сейчас. Людям всегда приходится говорить, и это хорошо… мне приятно тебя слушать. Возможно даже, иногда слова необходимы. Но когда ты говоришь, тебе постоянно нужно думать, что и как сказать, и ты отчасти теряешь связь с другим человеком.
– Ты всегда все так анализируешь?
Марина едва заметно улыбнулась.
– Я помню, что мне больше всего понравилось в тебе. Ты самым милым образом поддразнивал меня. Я терпеть не могу, когда меня поддразнивают, но у тебя это здорово получалось.
– Ну и кто теперь облекает чувства в слова?
– Надо полагать, я. Ты меня понимаешь? Кончиком указательного пальца она легко провела по костяшкам его пальцев. Котенок на часах жалобно промяукал пять раз. Они оба разом взглянули на часы, в явном смущении, словно чувствуя необходимость отдохнуть друг от друга.
– Думаю, я должен пойти в церковь сегодня, – сказал Демпси. – Я не уеду из Нью-Йорка, и я не стану доставать Пинеро. Я не хочу проходить через еще одно расследование. Эти полгода меня просто вымотали. Пресса. Юристы. Хватит!
– Если бы я была рядом, тебе было бы легче? Демпси сжал ее руку:
– Я не верю во все эти ритуалы. В конце концов, выбор за мной.
– Ты ведь знаешь, что Пинеро попытается убить тебя.
– Ну, это не так просто. Я сижу в одном месте, он находится где-то в другом – и мы собираемся убить друг друга? Так, что ли? Возможно, этот номер и пройдет. Коли так… – Демпси вытер губы, смял салфетку, – … ну и ладно. Я не хотел убивать Лару. Я никогда не хотел никого убивать. Но я могу. Тем более Пинеро. Он не из тех, на кого у меня не поднимется рука.
Демпси снова почувствовал тяжесть на сердце. Казалось, привкус слов осел у него в горле, отчего и голос зазвучал хрипло.
– Я не изображаю тут крутого парня… крутого полицейского. Просто говорю как есть.
Он попытался прочитать мысли Марины; они мелькали у нее в глазах и исчезали, словно рыбки в стремительном потоке. Однако он почти физически ощущал исходящие от нее волны тревоги и знал, что сейчас тревога является бурным потоком, в котором носятся ее мысли.