– У меня к вам вопрос, господин Агенор! – крикнул Бехайм, плотнее прижав вильчатую ветку к горлу старика. – Слышишь меня?
Извивавшийся Агенор чуть унялся.
– Слушай меня! Ибо Семья нуждается в твоих свидетельствах! Мы осаждены врагами! Нас жестоко преследуют! Что нам делать? Оставаться в наших старых крепостях или же идти на Восток и обрести там новую родину?
Агенор прекратил сопротивление. Он трясся в пожиравшем его огне. Лицо его превратилось в головешку из лопнувших тканей, черных лоскутьев, местами сверкавших, как только что добытый антрацит, местами слегка окрашенных какой-то из запекшихся жидкостей организма, вышедших из вен или хряща. Вместо выпарившихся глаз зияли затвердевшие черные серпы. Палка, торчавшая из горла, загорелась, раздвоенная ветка, которой они его держали, – тоже.
Но, несмотря на все это, он заговорил.
Сначала до Бехайма и Александры донеслось что-то совсем нечленораздельное. Пораженный, Бехайм велел ему повторить.
– Саа… ааа, – прорычал Агенор, несколько раз повторил отдельные звуки, наконец ему удалось, хоть и по слогам, произнести слово целиком: – Са… ма… рин… да. Город… на реке Маха… – Конец географического названия утонул в клекоте, исходившем из его разодранного горла; но чуть помолчав, он прохрипел: – Махакам. Вам нужно… вверх по реке. Шесть дней.
Изо рта у него струйкой исходил дым, на подбородке с шипением выступил сгусток темной крови. После этого он заговорил легче и внятнее.
– Шесть дней… на лодке. Потом три дня идти. На юг и восток. К горе. К высокой… горе. Красное дерево. Лес красного дерева… посреди деревьев поменьше. Дальше седло… гора – седловина. Через долину.
– Где это? – спросила Александра, но так тихо, что Бехайму пришлось повторить вопрос.
– Борнео, – последовал ответ.
– И что? – крикнул Бехайм. – Что будет?
– Стройте, – проскрежетал Агенор. – Укореняйтесь там. И наступит мир на тысячу лет.
Из его рта снова вышла капля крови, густая, как смола, и мгновенно испарилась, оставив липкое пятно.
– Что значит «укореняйтесь»?
– Дом… под ним потайные тоннели. Палаты. Арсеналы. Кла… довые. Если что… они вам… понадобятся.
– А как же Европа? Что будет с Семьей в Европе?
Из измученного горла Агенора сипло изошел жуткий глохнущий вопль, как будто это и был ответ на вопрос Бехайма.
– Сто лет. Банат в руинах. – Последовал прерывистый каскад скрипучих слогов, но ничего было не разобрать.
– Спроси, что нас… – начала было Александра, но Бехайм оборвал ее и сказал:
– Дай ему умереть.
– Он и так уже мертв. Нам нужно выяснить. Ты должен спросить у него, что ждет нас с тобой, чтобы мы со спокойной душой могли уйти из этих мест.
Она смотрела напряженно и озабоченно. Кончики ее волос приподнялись над плечами. В глазах плясал отраженный огонь.
Он кивнул:
– Ладно.
Повернувшись к Агенору, превратившемуся в обугленную мумию, схваченную черной двупалой рукой, он спросил:
– Что будет с Александрой и мной? Что нас ждет? Что нам делать?
– Са… марин… да.
– Нам нужно перебираться туда?
– Единственная ваша надежда, – сказал Агенор. – Кругом опасность. Быстрей из замка. На Восток. В Самаринду.
– Прямо сейчас? – недоверчиво спросил Бехайм.
– Немедля, – глухо провыл Агенор. – Вы всех победите. Ваш день наступит. Не ме… не мешкайте. Ступайте.
Бехайм отшвырнул ветку в сторону леса и отступил, потянув за собой Александру. Агенор свалился набок на краю ямы. Одна нога, окончательно обуглившаяся, треснула, и он впился пальцами в грязь, пытаясь подтащить себя к яме, но ему удалось лишь чуть сдвинуться с места. Из трещин в его коже сочился дым. Хвоя, на которой он лежал, занялась пламенем.
– Но мы еще не все узнали! – сказала Александра, вцепившись в Бехайма, как только он двинулся прочь от ямы – найти кол, чтобы прикончить им Агенора.
– Что именно? – отозвался он. – Сколько нам осталось жить? Повезет ли в любви? Сомневаюсь, что он это скажет. Он говорит лишь о возможностях. Пора кончать его, а на эти вопросы сами будем искать ответы. Кажется, нам с тобой есть о чем поговорить.
Они услышали всплеск и, обернувшись, увидели, что Агенор упал в яму. Над водой поднялось и закрыло собой деревья облако пара. Агенор, наполовину погрузившись в воду, плавал в ней, словно одноногая кукла-урод величиной с человека, почти совершенно черная. Кожа его, покрытая волдырями и рубцами, рассыпалась, руки бились в тщетном усилии. От него шел прозрачный дым, внутри продолжала гореть плоть. Из безгубой раны, зиявшей на месте рта, исходило бульканье.
– Черт! – выругался Бехайм, поняв, что добить Агенора можно, только спустившись в воду, что его совсем не прельщало.
Агенора медленно крутило, как будто каким-то вялым течением, и это озадачило Бехайма. Это противоречило всем законам природы.
И тут случилось нечто совсем неожиданное.
Вода, обволакивавшая Агенора, вдруг засветилась, как будто из него вытекала какая-то невиданная серебристая жидкость, очерчивая границы его тела, а из трещин в его коже засиял чистый серебристый свет, сначала бледный, потом все ярче и ярче, отдельные лучи которого становились различимыми во мраке ямы, и наконец можно было подумать, что внутри этой обгорелой оболочки обнажилась какая-то адская сердцевина. Вода все сильнее плескалась о стены, волны ее доставали все выше, выбивая комья земли. Пространство ямы постепенно заливало светом. Казалось, в этой умирающей плоти рождаются звезды, и вскоре плоть стала шелушиться, рассыпаться слоями, хлопьями, как будто из Агенора готовили филе. Вскоре проступили внутренние органы и кишки, пронизанные светом, аккуратно разложенные по своим полостям, – интимные мерзости повседневной жизни. Свет явил ни с чем не сравнимое зрелище распада этих внутренностей: они теряли форму, превращались в мягкую массу, их ткани растекались зеленоватым илом, который смешивался с водой, и наконец остался лишь скелет, заключенный в ромб тени, словно отбрасываемой гробом. То был не обычный набор костей, а конструкция как бы из серебристой проволоки с девятью ослепительно светящимися точками, напоминавшая карту созвездия, которое можно найти в путеводителе по небесам; правда, квадрант, в котором оно господствовало, был неизвестен Бехайму.
Вода вскипала и хлестала волнами, и вот, когда хрящи, очевидно, окончательно разрушились, а суставы распались, от скелета стали отваливаться и отплывать отдельные кости, которые вместе со звездами кружились в водовороте, задававшем им свой ритм, втягивавшем в свое бурление и складывавшем из них серебряную картинку-загадку; а вскоре и от этих обломков осталась только серебристая жидкость, расплывавшаяся и растворявшаяся в более тусклой массе воды, отливавшей оловом, и наконец в яме бурлил лишь фрагмент миниатюрного моря в штормовую погоду.