Ни Калвин, ни Габи ничего не сказали, но Габи придвинулась поближе к Сирокко.
Август выглядела как безумная. Она постарела не меньше чем на пять лет с тех пор, как Сирокко в последний раз ее видела. Она похудела, глаза у нее ввалились, руки постоянно дрожали. Девушка выглядела так, как будто у нее отрубили половину.
— У нас сегодня не было времени на охоту, — сказал Билл. — Мы были слишком заняты строительством нового дома. Август, там достаточно осталось со вчерашнего дня? — спросил он девушку.
— Я думаю, что да, — ответила Август.
— Ты принесешь?
Август развернулась и пошла за мясом. Билл перехватил взгляд Сирокко и, поморщившись, медленно покачал головой.
— Ничего не слышно от Апрель, да? — тихо спросил он.
— Ни слова. Так же, как и от Джина.
— Я не знаю, что с ней будет.
После еды Билл вовлек их в работу по завершению строительства хижины. Имея навык строительства двух предыдущих, он занимался этим почти профессионально. Работа была скучной, но не тяжелой. Они с легкостью передвигали большие бревна, но ужасно много времени занимало перерезание даже самого маленького из них. В результате итог их труда выглядел не слишком привлекательно.
Когда хижина была готова, Калвин зашел в апартаменты Август, правопреемником которых он был, а Август перебралась в новое жилище.
Габи оказалась растерянной, но в конце концов пробормотала, что собирается осмотреть окрестности и вернется не раньше, чем через несколько часов. С жалким видом она побрела от хижины.
Билл и Сирокко переглянулись. Билл пожал плечами и посмотрел на оставшуюся хижину.
Сирокко неловко села на пол. Она о многом хотела спросить Билла, но не решалась начать.
— Как ты перенес все это? — спросила она наконец.
— Если ты имеешь в виду время между столкновением и моим пробуждением здесь, то я тебя разочарую. Я ничего не помню.
Сирокко протянула руку и нежно пощупала лоб Билла.
— У тебя не болит голова? Нет головокружения? Необходимо, чтобы Калвин осмотрел тебя.
Билл нахмурился.
— Я что, был ранен?
— Довольно сильно. У тебя было в крови все лицо и ты был без сознания. Это все, что я могла рассмотреть за несколько секунд. Но я думаю, что у тебя мог быть проломлен череп.
Билл пощупал рукой свой лоб, пробежал пальцами по голове.
— Я не нахожу никаких болезненных мест. Нет и синяков. Сирокко, я…
Она положила ему на колено руку.
— Называй меня Роки. Знаешь, Билл, ты единственный, в чьих устах мне нравится это имя.
Он нахмурился и посмотрел мимо нее.
— Ладно, Роки. Я все равно должен сказать тебе об этом. Это был не просто… темный период, как его называет Август. Я не помню не только это. Для меня покрыты туманом многие вещи.
— Например?
— Например, я не помню, где я родился, сколько мне лет, где я рос или ходил в школу. Я помню лицо матери, но не помню как ее зовут, жива она или умерла. — Билл потер лоб.
— Она жива и распрекрасно живет в Денвере, там же ты и вырос, — спокойно сказала Сирокко, — она приглашала нас на твое пятнадцатилетие. Ее зовут Бетти. Мы все любили ее.
Казалось, он почувствовал облегчение, но потом опять стал подавленным.
— Я догадываюсь, что это означает, — сказал Билл. — Я помню ее лицо, потому что это важно для меня. Я помню также тебя.
Сирокко улыбнулась, глядя ему в глаза:
— Но не мое имя. Это то, что волновало тебя и что ты не решался сказать мне?
— Да, — жалко улыбнулся Билл. — Ну разве это не дьявольщина? Август сказала мне твое имя, но она не сказала мне, что я называл тебя Роки. Между прочим, это очень привлекательное имя, оно мне нравится.
Сирокко рассмеялась. — Я почти всю свою взрослую жизнь пыталась избавиться от этого имени, но я всегда слабела, когда кто-нибудь нашептывал мне его на ухо.
— Что ты еще помнишь обо мне? Ты помнишь, что я была капитаном?
— О, конечно. Я помню, что ты была первой женщиной, которая была надо мной.
— Билл, в невесомости не имеет значения, кто наверху.
— Это не то, что я… — Он улыбнулся, поняв, что Сирокко подшучивает над ним. — Насчет этого я также не был уверен. Мы… Я имею в виду, мы?..
— В смысле — трахались? — Она покачала головой, но не отрицательно, а удивленно. — Мы использовали каждый шанс. Как только я перестала гоняться за Джином и Калвином и заметила, что лучший мужчина на борту — мой инженер. Билл, я надеюсь, что не раню твои чувства, но я почти люблю тебя такого.
— Какого?
— Ты не решаешься спросить, были ли мы… в интимных отношениях. — Сирокко выдержала драматическую паузу, стыдливо опустив глаза. Билл засмеялся.
— Ты сейчас была такая, как до того, как мы узнали друг друга. Застенчивой. Я думаю, сейчас все будет как в первый раз, а первый раз всегда особенный, ты согласна?
Сирокко посмотрела на Билла из-под опущенных ресниц, выжидая, но он не двигался. Тогда она подошла и тесно прижалась к нему. Это не удивило ее; у нее была потребность довольно откровенно проявлять свои чувства, это относилось и к первому разу.
Когда они прервали поцелуй, Билл посмотрел на Сирокко и улыбнулся.
— Я хотел сказать, что люблю тебя. Ты не давала мне на это времени.
— Ты никогда не говорил раньше такого. Вероятно, тебе не следует связывать себя обязательствами, пока к тебе не вернется память.
— Я думаю, что раньше я мог и не знать, что люблю тебя. А потом… единственное, с чем я остался — это с твоим лицом и моими чувствами к тебе. Это правда. И я намеренно сказал тебе это.
— Ммм… ты славный. Ты помнишь, как это делается?
— Я уверен, что это придет само собой, когда мы займемся этим.
— Ну так я думаю, что тебе пора опять заняться мной.
Это было так же восхитительно, как и в первый раз, но без неловкости, которая обычно при этом присутствует. Сирокко забыла все на свете. Ей хватало света в темной хижине, чтобы только видеть его лицо, солома, которой был устлан пол, под его тяжестью казалась мягче самого мягкого шелка.
Послеобеденное время на Фемиде было длинным при ее постоянном дне. Сирокко никуда не хотелось уходить, ей хотелось остаться здесь навсегда.
Сейчас было бы самое время закурить, — сказал Билл, — если бы здесь была хоть одна сигарета.
— И ты ронял бы на меня пепел, — поддразнила его Сирокко.
— Отвратительная привычка. Если бы у меня было немного кокаина… Он весь упал вместе с кораблем.