– Ну сколько можно орать? – недовольно спросила двадцатилетняя шатенка, находившаяся внутри резиденции.

У нее были голубые глаза, накладные ресницы и чересчур густые для девушки брови. Ее звали Лариса.

– А мне даже нравится, – призналась молоденькая брюнетка с жесткой курчавой шевелюрой и вялым подбородком, делающим ее – при обозрении в профиль – похожей на умственно отсталую. Имя ее было Жанна.

– Лишь бы сюда не ворвались, – поделилась опасениями блондинка Ольга с волосиками мягкими и шелковистыми, как тополиный пух.

– А чем они хуже охранников? – зло сказала Лариса. – Их тут не меньше двадцати, я специально считала. Все как на подбор, здоровенные, мордатые, тяжеленные. Звери. Через них пропустят – будешь по-чапаевски до скончания века ходить.

– Это как? – спросила Ольга.

– Походка кавалериста. Вот такая.

Кривляясь, Лариса проковыляла по ковру враскорячку. Как и подруги, она была голой, если не считать черных чулок на липучках. Жанна и Оля тоже носили чулки. У Оли они порвались, и большой палец с розовым ногтем торчал наружу.

– Миша не такой, – неуверенно сказала она. – Мы ему понравились. Он нас не отдаст.

Она сидела по-турецки на широченной кровати под балдахином, тогда как Жанна лежала на животе, уткнувшись подбородком в подушку, а Лариса ходила по спальне из угла в угол, явно нервничая. У всех троих на плечах, бедрах, животах и ягодицах виднелись следы щипков и укусов. Подобными отметинами были покрыты также груди девушек, а у Оли губы распухли и были такого цвета, словно она наелась черники. Девушки провели в резиденции более двух суток и были сыты кавказской любовью по горло. Если бы не расчет по окончании работы, они бы давно сбежали. Хотя куда сбежишь от вооруженных до зубов телохранителей?

– Зачем они… кролика? – тоскливо спросила Жанна, грызя наволочку. – Такой беленький, такой хорошенький…

– Нас бы кто пожалел, – буркнула Оля.

– Да хватит вам ныть, девки! – прикрикнула Лариса. – Без вас тошно.

Всех троих вывезли с Украины по договоренности на самом высоком уровне. При этом девушкам пообещали фантастическую оплату и гарантированное возвращение на родину. Но в Грузию их переправили без всяких виз и прочих формальностей. По сути, они являлись нелегалками. Что это означает, стало доходить до них только сейчас. Без телефонов, паспортов, не зная грузинского языка и завезенные к кавказскому черту на кулички, девушки находились в весьма затруднительном положении.

Понятно, что они переживали. Но с ними приключилась бы настоящая истерика, знай они, что участь их уже решена и что участь эта очень незавидная.

Через пару минут после того, как пуля сразила кролика, в кабинет Шахашвили постучал начальник Службы безопасности и, услышав невнятный отклик, открыл дверь. Президент в банном халате на голое тело сидел на диване перед телевизором и смотрел запись своего очередного обращения к народу.

Реальный Шахашвили был небрит, нечесан, от него исходил запах перегара, и он имел такой вид, что его появлению не слишком удивились бы в клинике среди пациентов, находящихся на излечении от нервного истощения. Виртуальный же Шахашвили, вещающий с телевизионного экрана, смотрелся более чем респектабельно и мог бы расположить к себе не один десяток женских сердец. Сурово и уверенно он утверждал, что в стране нет никакого политического кризиса, что правительство работает консолидированно и что экономической катастрофы не произошло. Сменив строгое выражение лица на улыбчивое, он призвал все политические силы вступить в конструктивный диалог.

– Господин Шахашвили, – подал голос начальник Службы безопасности.

– Погоди!

Отмахнувшись, президент предпочел любоваться собственной персоной.

– Но предупреждаю сразу, – угрожающе произнес телевизионный двойник, – по всем вопросам мы не договоримся. Есть радикалы, с которыми у меня есть фундаментальные разногласия.

– Кролика я пристрелил, – буркнул начальник Службы безопасности, – а другого им взять негде. Скоро угомонятся.

– Это хорошо, – кивнул Шахашвили. – А то совсем разболтались.

– У нас есть государство, – сказал его двойник, – и это не безвольное правительство экс-президента Эдуарда Шеварднадзе. Пять лет назад мы были на уровне Нигерии, сейчас мы на уровне Голландии и Дании, мы не банановая республика, чтобы проводить каждый год выборы. Кому могла взбрести в голову такая безрассудная идея? Проведение внеочередных выборов в условиях экономического кризиса непозволительно.

Начальник Службы безопасности, выслушавший на своем веку немало напыщенных президентских речей, кашлянул в кулак.

– Гм! Я насчет девочек пришел.

– Каких девочек? – рассеянно поинтересовался Шахашвили.

– Украинских.

– А… И что они?

– Отдать бы их надо, господин президент.

– Кому? – удивился Шахашвили, не отрывая налитых кровью глаз от экрана.

– Моим джигитам, – ответил начальник Службы безопасности.

– С какой стати?

– Им два месяца зарплату не выдавали. Волнуются парни. Надо бы их задобрить. Побалуются с девочками, сразу обо всем забудут.

– Да, девочки – это… – Недоговорив, Шахашвили причмокнул.

– Так как? – спросил начальник Службы безопасности.

– Что как?

– Отдавать девочек?

– Что ты ко мне привязался? – заорал Шахашвили, спрыгивая с дивана так порывисто, что халат едва удержался на его круглых, покатых плечах. – Не знаю я никаких девочек, ясно? В глаза их никогда не видел. Ни украинских, ни польских, ни латвийских. Я женатый человек. – Он ударил себя кулаком в мягкую грудь. – Если у моих людей какие-то шашни на стороне, то это их личное дело, а меня в это впутывать не надо.

Сообразительный начальник Службы безопасности просиял.

– Понял, – сказал он. – Спасибо, господин президент. Разрешите идти?

– Разрешаю, – царственно махнул рукавом Шахашвили. – И пришли сюда Тутахашвили. Он уже проснулся?

– С шести часов утра на ногах, господин президент. Ждет аудиенции.

– Приглашай. И распорядись, чтобы стол накрыли. Так, легкий завтрак. Крепких напитков не подавать, а вот вина… – Шахашвили зевнул. – А вот вина я, пожалуй, выпью.

Ничуть не удивившись этому, начальник Службы безопасности кивнул. Вина в солнечной Грузии всегда хватало. Дефицитом были девицы славянской наружности, но благодаря президенту и их стало гораздо больше. Предвкушая тысячу и одно удовольствие, начальник Службы безопасности покинул кабинет.

2

Тем же утром, за тысячи километров от Тбилиси, в польском городе Варшаве проснулся Мирослав Корчиньский. Он протер глаза, сделал несколько глотательных движений и понял, что простудился.