– Правда? – Глаза Корчиньского заблестели, как у ребенка, которому пообещали подарить на день рождения духовое ружье для стрельбы по воробьям.

– Клянусь всем самым дорогим, что есть у меня в мире.

Клятва была слишком расплывчата, чтобы принять ее всерьез. К тому же Корчиньский знал цену обещаниям и словам грузинского лидера.

– Пока я не увижу фильм, – заявил он, – я даже торговаться с тобой не стану, Майкл. У русских есть поговорка про то, что не стоит покупать кота в мешке. Так вот, этого кота в мешке ты мне сейчас и предлагаешь.

– Другая русская поговорка звучит так: куй железо, пока горячо.

– Что это значит?

– Это значит, что нельзя мешкать, когда выпадает такая редкая удача, – сказал Шахашвили. – Стоит российским разведчикам пронюхать про фильм, и они сами выкупят его. Уже не за двадцать миллионов. За тридцать. А то и за пятьдесят.

Корчиньский почувствовал, что от подскочившего давления у него закладывает уши.

– Да что такого особенного в этом твоем фильме, дьявол тебя побери? – пронзительно воскликнул он. – В нем показаны русские истребители? Ракеты, нацеленные в «Ту-154»? Или, может быть, там заснята установка взрывного механизма.

– Все гораздо проще, – молвил Шахашвили. – Проще и страшнее.

– Ну? – Корчиньский стиснул трубку с такой силой, что пластмассовый корпус едва не треснул в его вспотевших пальцах.

– Туман.

– Туман?

– Туман был не настоящий, Мирек. Вернее, не совсем настоящий. Кое-кто позаботился о том, чтобы он стал гуще.

– Не говори загадками, – взмолился Корчиньский. – Сколько еще ты будешь испытывать мое терпение, Майкл?

– Есть такие приспособления, – сказал Шахашвили, – которые называются «дымовые машины», или «генераторы тумана». Несколько таких было использовано возле посадочной полосы аэродрома «Северный». Вот почему видимость упала так резко при появлении самолета с польским правительством. Русские пустили туман. Это было массовое политическое убийство.

– Как тогда, в Катыни, – прошептал потрясенный Корчиньский.

– Чего еще ожидать от тоталитарного государства! – саркастически воскликнул Шахашвили, которого на родине все чаще называли деспотом и тираном. – Методы всегда одни и те же.

– Я их уничтожу…

– Что?

– Я их уничтожу, – повторил Корчиньский, уставившись невидящим взглядом в стену. – России конец. И гибель этой империи зла всегда будут связывать с именем президента Польши, с моим именем… – Он помотал головой, собираясь с мыслями, которые норовили разбежаться, как тараканы, выпущенные из банки. – Майкл, я хочу увидеть этот фильм.

– Без проблем, – сказал Шахашвили. – Мой человек готов вылететь к тебе в любую минуту. Это полковник Тутахашвили, которому ты можешь доверять точно так же, как мне.

«То есть, – перевел для себя Корчиньский, – с этим полковником нужно быть настороже».

– Я встречусь с ним в своем загородном доме, – сказал он. – Записывай адрес.

Каждое произнесенное по телефону слово фиксировалось компьютером Службы безопасности, но Шахашвили сделал вид, будто ищет ручку и бумагу. Когда адрес был продиктован, он пробормотал: «Готово» – и предложил поляку записать реквизиты счета, открытого в багамском банке.

– С этим можно не спешить, – возразил рассудительный Корчиньский. – Сперва я хочу взглянуть на товар и убедиться в его подлинности.

– Боишься, что Михо подсунет тебе какую-то тухлятину? – Шахашвили расхохотался как человек, которому обвинения в нечистоплотности представляются не обидными, а абсурдными. – Напрасно, Яри, напрасно. Мы, грузины, всегда ведем честный бизнес.

Вспомнив, как отрекомендованные президентом коммерсанты поставили в Польшу несколько составов отвратительнейшего вина, оказавшегося не марочным, а поддельным, Корчиньский предпочел сменить тему.

– Я знаю, – сказал он, – но дело не в твоей порядочности, Майкл. Просто сумма для меня астрономическая, и ее не так-то просто собрать. Не могу же я занимать деньги под проект, который пока что представляется мне весьма туманным.

– Туманный, – откликнулся эхом Шахашвили, – ха-ха! Отлично сказано, Яри. Я всегда ценил твое уникальное остроумие.

Корчиньский кисло улыбнулся:

– Может быть, тогда ты уступишь мне пару миллионов?

Веселое настроение Михаила Шахашвили моментально прошло.

– Товар не мой, – сказал он грустно. – Будь моя воля, я вообще отдал бы его тебе даром. Но в данном случае я обычный посредник.

– Между мной и… кем?

Рассчитывая, что неожиданный вопрос застанет собеседника врасплох, Корчиньский ошибся.

– Товар не мой, – повторил Шахашвили, – и тайна не моя. Если грузин дал слово хранить чужой секрет, то он скорее умрет, чем нарушит клятву.

Недоброжелатели обязательно ухватились бы за эту фразу, предложив сосчитать, сколько раз грузинский президент нарушал свои обещания и сколько раз он должен был умереть в расцвете сил, весь пышущий здоровьем и скалящий зубы по любому поводу. Однако Корчиньский не стал придираться к словам. Пообещав связаться с Шахашвили, как только в Варшаву прибудет его доверенное лицо, он попрощался и тяжело поднялся из кресла.

Ноги его мелко дрожали, ладони были такими влажными и липкими, словно, уединившись в кабинете, он занимался чем-то непристойным. Вытерев их о штаны, Корчиньский отправился в кухню, где хранились лекарства от простуды. Он хотел быть в форме. В отличной бойцовской форме, которая позволит ему быстро принимать решения и действовать энергично. Фортуна наконец улыбнулась ему. В воображении Корчиньского, зубы у нее были большими, как у Шахашвили, а глаза сверкали безумным блеском.

3

Директор Федеральной службы безопасности России Александр Воротников провел следующее утро в размышлениях о том, докладывать президенту о случившемся или нет. Обычно обходилось без долгих колебаний. В начале его службы на Лубянке, когда Воротникову поступила информация о намерении террористов устроить серию взрывов в Сочи, чтобы сорвать подготовку к Олимпиаде 2014 года, он немедленно отправился к Анатолию Астафьеву и доложил:

– Господин президент, возникла угроза террористических актов. Прошу выслушать меня для принятия совместного решения.

– Для совместного? – переспросил тогда Астафьев, устремив взгляд больших выпуклых глаз на визитера. – Уж не ответственности ли вы боитесь, Александр Васильевич?

Генерал-лейтенант, ранее возглавлявший службу экономической разведки, позволил себе намек на улыбку. Он привык к ответственности – и к той, которую возлагал на себя сам, и к той, которую перекладывали на него другие. Пожалуй, наиболее щедрым на испытания стал для него 2007 год, когда в мировых СМИ возникла настоящая истерика в связи с громкими политическими убийствами полковника ФСБ Александра Литвиненко и журналиста «Новой газеты» Анны Политковской. На страницах издания «Нью Таймс» была опубликована версия, согласно которой не кто иной, как Воротников руководил обеими операциями, задуманными специально для того, чтобы окончательно подорвать авторитет руководства России за рубежом и сменить политический курс со ставкой только на силовиков. Тогда генерал, преследуемый взбудораженными репортерами, тоже улыбался.