– Тряхнем, – поддакнул напарник.

– Может, скрытно сопровождать Барвина? – спросил по телефону офицер в засаде. – Ну, если он на вас попрет, товарищ майор. Так, на всякий случай.

– Никаких всяких случаев быть не может!

Оперативный сотрудник хмыкнул. Видимо, полной уверенности, что все пройдет как по писаному, у него не было.

– А давайте используем эффект неожиданности, – сказал он. – Ворвемся в дом с четырех сторон, положим этого сучьего сына… Виноват, возьмем его тепленьким.

– Лишний шум нам ни к чему, – покачал головой Степанцев. – Зачем пугать мирных жителей? Они, понимаешь, с утра до ночи на трудовой вахте, а мы военные действия у них разворачивать будем?

Не слишком удачно подражая Ельцину, Степанцев тем не менее снова расхохотался. Он был здоровым, сытым, веселым мужчиной, не расположенным к меланхолии, вот и смеялся любой удачной или не самой удачной шутке.

– Тогда такой вариант, – не унимался голос в телефонной трубке. – Допустим, я переодеваюсь в местного жителя. Открыто захожу через калитку во двор, поднимаюсь на крыльцо, стучу в дверь.

– И что дальше? – кисло поинтересовался Степанцев, переключая мобильник на громкую связь, чтобы дать Белоброву возможность услышать всю эту ахинею собственными ушами.

– А дальше скажу, допустим, что в доме музыка играет слишком громко. Жена, мол, не может уснуть, жалуется.

– Какая жена? – спросил Степанцев с подковыркой.

– Больная, – ответил оперативный работник, совсем заскучавший на наблюдательном посту.

– На стук молочница выйдет. Она всех соседей в лицо знает. Ничего умнее не придумал?

– Придумал. Шумнуть во дворе надо. Барвин в окно высунется, а мы его из снайперской винтовки снимем.

– Был приказ ликвидировать человека или все-таки арестовать его? – осведомился Степанцев. – И куда мы потом денем его труп с винтовочной пулей в башке? Не знаешь? Тогда не возникай, а делай, что старшие говорят.

Отключив телефон, он взглянул на Белоброва, ища у того сочувствия:

– Нет, ну ты слыхал? Как дети малые, честное слово. Не взвод оперативников, а пионеры.

– Бойскауты, – поправил Белобров. – Пионеров повывели.

Это прозвучало так, как если бы речь шла о тараканах или колорадских жуках. Усмехаясь, Степанцев посмотрел на часы. Без четверти два. Солнце висит в небе, как приклеенное, и кажется, вечер никогда не наступит.

– Хорошо, что в тени стоим, – сказал майор, обмахиваясь сложенной дорожной картой. – Плохо, что долго. Скорей бы этот прапорщик натрахался до посинения. Чтоб захотелось ему удрать от своей доярки.

– Хорошо бы, – согласился Белобров.

– Давай-ка поднимем боевой дух. – Степанцев вытащил из-под сиденья плоскую фляжку и поболтал ею возле уха. – По глоточку. У меня всегда с собой запас имеется.

Он отвинтил колпачок и, приложившись к горлышку, сделал большой глоток кубинского рома. Белобров, следивший за командиром завистливым взглядом, принял фляжку и, запрокинув голову, влил спиртное в глотку, словно в бездонную воронку, и зажмурился от удовольствия. Через минуту оба были румяные, как мальчишки, явившиеся с мороза.

– Может, еще по глоточку? – предложил осмелевший Белобров.

Степанцев смерил его осуждающим взглядом. Наверное, так он мог бы посмотреть на последнего труса или дезертира, задумавшего сбежать с передовой во время решающего боя. Хотя в боях Степанцев участия не принимал. В кругу близких он любил называть себя рыцарем плаща и шпаги или бойцом невидимого фронта, а на деле являлся заурядным оперативным сотрудником, нюхавшим порох чаще всего в тире управления. Карьера его строилась на участии в темных махинациях начальства и убийствах всяких неугодных и неудобных людей.

– Мы на задании, – напомнил он. – Сходи-ка на разведку. Только не корчи из себя следопыта на тропе войны. Обычный дачник, забредший сюда из поселка. Если встретишь кого, поинтересуйся, не продается ли в деревне хороший недорогой дом.

Пожав плечами, Белобров отправился выполнять бессмысленное, по его мнению, поручение. Оставшись один, Степанцев достал из кармана фляжку и в один глоток прикончил плескавшиеся на дне остатки. Алкоголь ударил по мозгам, но Степанцев принял его за азарт охотника, который видит близкую дичь и уже не может ее упустить.

Он вылез из машины и принялся разминать затекшие ноги, а также вертеть шеей и делать наклоны вправо и влево. Зарядку прервал пронзительный вороний крик. Птица, видимо, потревоженная приближением людей, сорвалась с вершины сосны, взмахнув крыльями, взлетела высоко вверх и пропала.

Вернулся запыхавшийся Белобров.

– Наш клиент собирается ехать куда-то, – протараторил он. – Положил какие-то вещи в машину, потом вернулся в дом. Я так думаю, с зазнобой прощается.

– Ему с жизнью прощаться надо, – хмыкнул Степанцев.

Прежде чем взять в руку пистолет, он старательно подергал за все пальцы поочередно, с видимым удовольствием прислушиваясь к пощелкиванию суставов. Эта привычка всегда раздражала Белоброва, и он, насупившись, отвернулся. Хмель, едва позволив полюбоваться миром сквозь радужные очки, бесследно испарился. Продолжались трудовые будни. С минуты на минуту предстояло убить незнакомого человека, а потом опять тащиться в Москву и до конца дня заниматься бумажной рутиной.

Готовя пистолет к бою, Белобров тяжело вздохнул.

6

Натянув ветровку, подаренную Дашей, Барвин критически осмотрел свой наряд. Под ветровкой на нем был свитер с чужого плеча, воняющий лежалым тряпьем. Джинсы Даша ему тоже выделила не первой свежести, широкие и старомодные, но это было лучше, чем расхаживать в приметном пятнистом камуфляже.

– Я поехал, – сказал он, зайдя в дом и перетаптываясь у порога.

Даша провожать не вышла. За несколько дней она сильно усомнилась, что Барвин на ней женится и осыплет деньгами.

– Когда вернешься? – крикнула она из-за стены.

– Отгоню тачку на ремонт и обратно, – соврал Барвин.

На самом деле пришло время возвращать «Фольксваген» владельцу. Барвину вовсе не хотелось, чтобы обеспокоенный пропажей автомобиля Валера накатал заявление в милицию. Только этого ему для полного счастья не хватало.

– Ворота закроешь, – велел он, прежде чем выйти.

Даша промолчала. Оживлялась она лишь по ночам, жадно получая скупые мужские ласки. Утром ходила надутая, без конца спрашивала, когда же наконец Барвин получит свои мифические пятьдесят тысяч долларов. Ему это смертельно надоело, но деваться было некуда. В буквальном смысле.

Выехав из деревни, Аркадий осторожно повел «Фольксваген» по разбитой дороге, насвистывая песенку про скалолазку. Возле небольшой рощицы пришлось притормозить, потому что проезд перегородила синяя «Нива», высоко сидящая на колесах. Радиатор, бампер и номерной знак были забрызганы грязью.