Если хорошенько разобраться, то и Хват плясал под эту паскудную дудочку, плясал всю сознательную жизнь, плясал на чужих костях. Сознавать это было так тоскливо, что он снова улегся на землю и проспал урывками до самого заката.
* * *
– Почему ты меня не разбудил? – возмутилась пробудившаяся лишь ночью Алиса. – Надо было по очереди дежурить.
Спросонок у нее даже не шепот получался, а какой-то негодующий сип.
– Хрипишь, как испорченный приемник, – посочувствовал ей Хват. – На, попей. – Он протянул ей флягу, воды в которой осталось на самом донышке.
– А ты?
– В поселке напьюсь.
Вода полилась из фляги мимо открытого рта Алисы:
– Без меня?
– Ты отдыхай, – твердо сказал Хват. – Заслужила.
– Я уже отдохнула.
– Значит, охраняй рюкзак.
– А вдруг в поселке боевики?
– Об этом я и толкую. Тогда мне придется не собственную голову беречь, а о тебе думать. Задачи, скажу я тебе, взаимоисключающие.
Довод убедил Алису, хотя настроения ей не поднял. Забрав у нее пустую флягу, Хват выбрался из убежища и тенью двинулся к дому из красного кирпича. Огород простирался далеко за пределы поселка, пробраться туда можно было, не попадаясь на глаза жителям, что Хват и проделал, приготовив нож на тот случай, если придется утихомиривать чересчур ретивого сторожа о четырех ногах. Двуногому сторожу тоже не поздоровилось бы, вздумай тот поднять хай. Расклад на войне прост: либо выживаешь ты, либо твой враг. И никаким Евангелиям этого правила не изменить, никаким Коранам.
Перебегая от яблони к груше, от одного смородинного куста к другому, Хват подобрался к самому дому, окна которого призрачно светились сквозь щели плотно закрытых ставень. Судя по дурашливым телеголосам, внутри смотрели очередное ток-шоу. На это Хват и рассчитывал. Он специально отправился в разведку не слишком поздно, до того, как обитатели поселка улягутся спать. Прежде чем сделать это, они непременно выйдут во двор, чтобы справить свои незамысловатые дела, тут-то Хват с верным «союзником» и предстанет перед ними. Постаравшись сделать это до того, как они успеют спустить штаны или что там на них надето…
Примерно через полчаса ожидания, проведенных Хватом за хилым виноградником, загремел засов, дверь отворилась, в прямоугольник желтого электрического света шагнул жилистый мужичок в трусах и сапогах на босу ногу. Если бы не этот наряд, его запросто можно было бы принять за голивудского киноактера Аль Пачино.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Хват, ненавязчиво клацая затвором «гюрзы», но не торопясь выходить на свет.
– Привет, – буркнул местный Аль Пачино, ничуть не удивившись присутствию постороннего у себя во дворе. – Чего надо?
– Бандит? – спросил Хват в свою очередь.
– Какой из меня бандит? Старый совсем.
– Ну да, ну да. Дома сидишь, телевизор смотришь, а что вокруг происходит, знать не знаешь. Так?
– Чего надо? – повторил вопрос Аль Пачино, воинственно подтягивая трусы.
– Я сейчас скажу тебе, что мне надо, – пообещал Хват, выйдя из-за винограда. – Но для начала объясню, что ждет тебя и твою семью, если ты попытаешься хитрить. Дом сожгу. Баб твоих передушу как курей. За тебя возьмусь в последнюю очередь, чтобы ты видел все происходящее своими собственными глазами. Устраивает тебя такой вариант?
– Нет, – признался мужичок со внешностью Аль Пачино. – Совсем не устраивает.
При этом он едва заметно скосил глаза влево. Нетрудно было догадаться, что там у него хранится какое-то оружие, припрятанное специально для таких вот встреч.
– Стой, как стоишь, – предупредил Хват. – Вздумаешь дернуться, мне ведь тоже действовать придется. Это как цепная реакция.
– Уходи, – попросил мужичок в сапогах. – Добром прошу. Я против русских ничего не имею.
– Не волнуйся так. Я не убивать пришел, не грабить.
– Но и не для переписи населения, как я понимаю.
– Правильно понимаешь, – кивнул Хват, приближаясь на расстояние трех шагов. – Я денег тебе принес.
– Издеваешься? – тоскливо спросил мужичок, не сводя глаз с дула направленного на него пистолета. – Давай, издевайся. Однажды мои сыновья тоже придут в твой дом.
– Я не шучу. Гляди, вот деньги. Пятьдесят долларов.
– Так бы сразу и сказал. Чего нужно? Анаши? Патронов? Водки?
Хват отрицательно покачал головой:
– Ты дашь одежду для меня и худенькой девушки вот такого роста. – Он показал. – Незаметно вывезешь нас отсюда и так же незаметно доставишь в Осетию… Сколько километров до Моздока?
– Девяносто два, – машинально ответил мужичок, после чего сделался похожим не просто на Аль Пачино, а на негодующего Аль Пачино. – За пятьдесят баксов я вас даже через один блокпост перевозить не возьмусь. Знаешь, сколько русские дерут за то, чтобы пропустить машину без досмотра?
– У меня есть пятьдесят долларов, – терпеливо пояснил Хват. – А еще у меня есть пистолет, в обойме которого восемнадцать патронов. Нет, вру… Один патрон уже загнан в ствол и дожидается своего часа. Вот я и спрашиваю тебя: хочешь ли ты торговаться дальше? Или будем считать, что договорились?
– Будем считать, раз хочешь. – Аль Пачино повернулся, чтобы войти в дом.
– Погоди, – окликнул его Хват. – Я еще не все тебе сказал. У тебя может возникнуть искушение попытаться убить меня или сдать на первом же блокпосту. Так вот, отбрось эти мысли раз и навсегда. Я один из тех, кого вы называли людьми без тени.
Мужичок моментально изменился в лице, растеряв всякое сходство с Аль Пачино.
– Еда нужна? – спросил он. – Лепешки есть, баранина есть, сыр есть.
– Я не могу заплатить больше, – признался Хват, – протягивая пятидесятидолларовую купюру.
– Никто не просит доплачивать. Так могу покормить, даром. У нас закон: будь гостеприимен с каждым прохожим.
– Знаю я ваши законы. Поэтому в доме врага есть не стану.
– Я не враг! – Мужичонка ударил себя кулаком в грудь. – Я друг.
– Вот довезешь до Моздока, тогда и поглядим, кто ты такой на самом деле, – сказал Хват. – А пока не трать даром время и слова. Как там у вашего пророка сказано?.. «Спеши делать добро, пока зло не возвело между людьми стену непонимания…»
Пистолет в его руке качнулся. Это походило на утвердительный кивок, выражающий полное согласие со словами Мухаммеда. Не найдясь, что возразить на столь убийственный аргумент, мужичок в сапогах протопал в дом, оставив Хвата гадать: не вооружиться ли всем проповедникам на земле пистолетами, дабы люди лучше воспринимали их призывы?
* * *
На южной окраине Терско-Кумской низменности, на высоком левом берегу реки Терек изнывал от жары город Моздок с его сорокатысячным населением. В переводе с кабардинского языка название города означало «глухой лес», но деревьев здесь было мало, а те, что имелись, выглядели чахлыми, нездоровыми. Во всяком случае, так было на улице Кирова, где размещалась самая приличная (если не единственная) моздокская гостиница.