Под началом этого оборотня находится целая армия упырей помельче, подумал Громов. Днем и ночью, ежечасно, ежеминутно они вышибают из кого-то долги вместе с мозгами, гнусаво диктуют свои условия, трясут, выставляют, канают, кидают, бесогонят, трахают, обламывают рога, ставят на уши. Вся область обложена непомерной данью этого воинства. А на вид все так пристойно. И на слух тоже.
Существует жилищная проблема, существует губернатор, озабоченный ею до невозможности, а еще есть некое АОЗТ «Самсон», которое берется в меру сил и возможностей наращивать жилищный фонд Курганска, и в подрядчиках у него – не абы кто, а турецкая строительная фирма. Если верить Рудневу, то часть особняков, которые вырастут на месте дачного поселка, будет передана в распоряжение городских властей. Там можно будет разместить детский дом, профилакторий или что-нибудь другое, не менее полезное и нужное. Когда-нибудь потом. Позже. Это ведь звучит лучше, чем никогда?
Наверняка вся эта афера затеяна не случайно, не с бухты-барахты. Что-то Итальянец просчитал, что-то продумал, каким-то образом нашел свою выгоду, ради которой он и живет на этом свете. Но Громова совершенно не интересовала механика этого дела. Он знал твердо одно: нельзя, чтобы на островке, где похоронена Ксюха, возник какой-нибудь ресторан с итальянской кухней, где будут насыщаться, поплевывая в воду, счастливые обладатели особняков. Пусть они сорят деньгами где-нибудь еще, Громов не возражал. Но не здесь. Не в этом поселке, возведенном не их руками. Не на этой земле, политой чужими кровью, потом и слезами.
– Не обломится тебе здесь ничего, Корлеоне недоделанный, – пробормотал Громов.
Итальянец его услышал. Снисходительно улыбнувшись, он сказал:
– Я и моя команда привыкли руководствоваться одним простым, но действенным лозунгом: «Сказано – сделано». Я привык претворять свои планы в жизнь немедленно, не откладывая их в долгий ящик. – Он обращался уже не столько к телезрителям, сколько к ведущей, в которой Громов не без удивления опознал свою знакомую – Людмилу. Она прямо вся извелась в своих тесных брючках, бросая взгляды на часы, а Итальянец посматривал на нее, как кот, подстерегающий доверчивую птичку. – Так что, – говорил он, чуть ли не облизываясь, – в заключение беседы хочу пригласить вашу съемочную группу на место событий. Милости прошу ко мне в пятницу в первой половине дня. Вместе прокатимся с турецкой делегацией за город... Ведь лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать... А? – Итальянец интригующе хохотнул.
Громов резко подался вперед. Неужели он не ослышался? Неужели завтра Итальянец действительно осчастливит своим присутствием поселок Западный?
Людмила вся затрепыхалась в не менее радостном экстазе, чем тот, который не так давно испытала на этом самом диване, когда лежала под Громовым.
– Конечно, – чирикнула она. – Мы с радостью принимаем ваше приглашение. Нашим зрителям будет интересно проследить за развитием событий.
– Еще как! – машинально подтвердил Громов, невидящие глаза которого были устремлены на экран. И, хотя никакого Итальянца там уже не наблюдалось, он обращался именно к нему, когда мрачно произнес: – Ну что, Руднев А. С.? Теперь за спинами пацанов не спрячешься, м-м?
* * *
«Мы в расчете».
Вот и весь текст послания, оставленного Саней. Его расчет был предельно прост. С кухонного стола исчезла бутылка водки, из холодильника – упаковка крабовых палочек, а из-под дивана, на котором спал Громов, – заряженный револьвер.
«Стреляться вздумал, что ли? – тоскливо подумал он. – Только этого мне не хватало!»
Саня исчез с оружием в самый неподходящий момент. Без общества вздорного мальчишки Громов обошелся бы, причем с превеликим удовольствием. Но револьвер! Ему как раз нашлось достойное применение, а он оказался в руках юного истерика. Забился небось в какую-нибудь щель, как таракан, и барабан с демонической улыбкой крутит. «Погиб поэт, невольник чести», и все такое. Если напьется пьян, может и пальнуть в свою бестолковую башку. Где же его теперь искать?
Громов натянул джинсы и вышел из дома. Во дворе его поджидал черный соседский пес с героической кличкой... Рэмбо? Ах да, Рокки... Он сидел в нескольких шагах от крыльца, с видом виноватым и торжествующим одновременно. Его глаза то блудливо ускользали в сторону, то вопросительно поглядывали на человека, как бы спрашивая совета.
– Ну, что там у тебя? Выкладывай, – рассеянно сказал Громов, озираясь по сторонам.
Он не ожидал, что его предложение будет выполнено столь буквально. Рокки осторожно приблизился и выложил из пасти на крыльцо блестящую штуковину с обрывками цепочки. «Золото, – определил Громов, вертя в руках стрекозу. – Золото плюс целая россыпь драгоценных камней. Если бриллиант в лапах стрекозы настоящий, то кулон должен стоить целое состояние».
Рокки выжидающе смотрел на Громова, доволен ли?
Странный пес. О сороках-воровках, падких на все блестящее, Громову слышать доводилось. Но собаки...
– Гдe ты это взял, м-м? – спросил он.
– Ау-уф! – неопределенно отозвался Рокки.
– Очень вразумительно, – сказал Громов. – Спасибо за исчерпывающую инфор... Черт!
Присмотревшись к неожиданному дару, он обнаружил на звеньях цепочки бурые пятна. Абсолютно чистого золота, конечно, в природе не существует, но обычно его все же отмывают от крови, а не выставляют его сомнительное происхождение напоказ.
Соседский дом угрюмо наблюдал за Громовым всеми своими темными окнами. За ними что-то явно таилось. Что?
Стиснув стрекозу в кулаке, он двинулся туда, отметив про себя, что Рокки занервничал, засучил лапами, а с места так и не сдвинулся. Только проводил Громова трагическим взглядом. «Не надо, – умоляли его глаза. – Не ходи туда, останься со мной».
На участке – ни рабочих, ни охранников. И гнетущая тишина вокруг. А в самом доме скопилось слишком много зеленых мух и веяло нехорошим покоем. Вечным.
Разгадка крылась наверху. Здесь царил разгром, напоминавший последствия пьяной оргии. Загулявшая парочка валялась прямо на полу. Растерзанный холуй Суля в спущенных до щиколоток штанах и совершенно голая девушка – бледная, худенькая, с закрытыми глазами. Похоже, она не дышала.
Очень осторожно, чтобы не наследить и не оставить нигде своих отпечатков, Громов подошел поближе. Суля лежал на животе со свернутой набок головой. Скорее всего, перед смертью он насиловал бедняжку, приковав ее за ногу к сейфу. Но обрывки ремешка на его собственных руках свидетельствовали о том, что и сам он являлся пленником. Как это произошло, Суля, естественно, рассказать не мог.
Его лицо приняло тот неприятный темный оттенок, которым наливаются сгнившие изнутри овощи. Только рыжая поросль на голове сохранила прежний задорный цвет. Но ее обладатель уже никогда не пригладит ее ладонью, отправляясь по своим мутным делишкам. И не поведает миру о том, что он не поделил с хозяйским ротвейлером.
Прислушавшись к себе, Громов понял, что лично он ничего не желает знать о произошедшей в доме трагедии. Скорее всего, разгадка крылась в золотой стрекозе. Потому что лучше не задаваться вопросами, на которые можно получить слишком обескураживающие ответы. Мертвым – их тайны, а живым...