Из туристического проспекта
В Юрмалу приезжаешь как на дачу… Время тут будто остановилось: нет ярких неоновых красок, нет новостроек, навязчивой рекламы, ассортимент небольших магазинов не менялся, кажется, годами, на улицах продают свежие цветы, ягоды и сахарную вату. Даже яркое солнце не идет Юрмале. Лучше всего она в те многочисленные дни, когда сосны окутаны туманом и балтийской влагой. День здесь – это день заботы о себе, собственном душевном и телесном здоровье. Юрмала вообще располагает к простоте и спокойствию.
Из путеводителя по Латвии
Очнувшись, Грин решил, что находится в гробу, почему-то воняющем бензином. Но почему гроб такой тесный, что невозможно распрямить затекшие ноги? И отчего его немилосердно трясет и швыряет из стороны в сторону? Землетрясение? Он что, пролежал в могиле до второго пришествия, когда земля разверзлась, чтобы воскресшие мертвецы предстали перед Страшным судом?
Слово «суд» окончательно привело его в чувство. Суд был неминуем. Ведь одной из добрых традиций «Ястребов свободы» стали выездные трибуналы, на которых они выносили смертные приговоры. Об этом недвусмысленно говорилось в сводке ЦРУ. Правда, американцы не уточнили, что жертв доставляют на казнь в тесных, душных багажниках. Со скованными руками и ногами. Со ртом, залепленным скотчем.
«Кажется, я недооценил этих латышей, – затосковал Грин. – Или переоценил собственные возможности. Итог плачевен. Шлепнут меня, как слепого котенка. Опыт у них имеется, да и в остальном ребятки не промах».
Ворочаясь, Грин принялся вспоминать, как чисто его взяли в уличном кафе. Подошел улыбчивый латыш, начал что-то лопотать по-своему, помогая себе размашистыми жестами. Грин, развесив уши, отвлекся, а латыш сунул ему красочный туристический проспект и удалился. Настя все это время оставалась вне поля зрения. Грин повернулся к ней, пару раз хлебнул кофе и отрубился. Примитивно, зато очень эффективно.
Кстати говоря, что за гадость Настя ему подсыпала? Если бы снотворное было сильнодействующим, Грин продрых бы до самой Юрмалы; но, по-видимому, напарница ограничилась чем-то безобидным или половиной таблетки. Надо будет поинтересоваться при случае. Только представится ли он?
Автомобиль резко свернул вправо, отчего Грин припечатался лбом к железу. Не впервой, судя по тому, как гудела голова. Так тебе и надо, безмозглый болван, угодивший в собственную ловушку!
А Настя хороша! Еще та штучка! Видать, здорово обозлилась на Грина за прощальные оплеухи. Когда его, уже почти потерявшего сознание, затащили в машину «Скорой помощи» и кто-то принялся оттягивать Грину веки, чтобы проверить, сфокусированы ли его глаза, она попросила зажигалку. Ожог на подбородке до сих пор дает себя знать. Вот так Настя! А еще обвиняет других в жестокости…
Убаюканный ровным гудением мотора, Грин задремал. Перед мысленным взором возникли расплывчатые силуэты в белых халатах. «Зажигалку! – прошипела Настя. – У кого-нибудь есть зажигалка?»
Вспышка!
Мыча, Грин вынырнул из обморочной темноты. Автомобиль уже никуда не двигался. Приехали. «Приехали, товарищ майор, слышишь?»
Снаружи раздавались неразборчивые голоса: несколько мужских и один женский, звонкий. Значит, Настя тоже здесь. Хотел бы Грин знать, о чем она беседовала с «Ястребами». Торговалась? Выдвигала какие-то условия? Или просто бахвалилась тем, как ловко одурачила напарника?
Багажник открылся, но светлее от этого не стало. Была ночь. Прикинув расстояние от Риги до Юрмалы, Грин решил, что некоторое время его продержали в заточении. Может быть, в багажнике этой же машины, припаркованной в каком-нибудь укромном уголке. Он не помнил, как его выволакивали из микроавтобуса и что было потом. Зато не сомневался, что находится на побережье. Пахло сосновой хвоей и морем. Юрмала. Знаменитый балтийский курорт. Вот и Грин сюда добрался. Правда, не по собственной воле…
Прозвучала неблагозвучная латышская фраза. Две мужские фигуры склонились над Глебом, чтобы вытащить его из багажника и швырнуть на землю. В ночной тишине было слышно, как екнула его селезенка.
– С прибытием, – весело произнес голос Насти.
Он ее не видел. Она скрывалась за разноцветными кругами, плавающими перед глазами.
– Привет, – прохрипел он за секунду до того, как чей-то ботинок врезался ему в ухо.
– Молчать! – прозвучал свистящий шепот. – Еще раз разинешь пасть без спросу, все зубы вышибу.
Говорили по-русски. С акцентом, но правильно. И зубы могли выбить запросто. Поэтому Грин предпочел заткнуться. Все равно говорить было не о чем. Не про погоду же у серого Балтийского моря? Желания такого не возникало.
На голову Грину натянули что-то вроде плотного черного мешка для мусора с отверстием, предусмотрительно проделанным на уровне носа. Подхваченный под руки, Глеб почувствовал, как его заволакивают под руки в дом, после чего, получив пинок в спину, он покатился кубарем вниз по лестнице, вырубленной, наверное, из самого твердого камня на свете.
«Глупо, – отстраненно подумал Грин. – Подохнуть в каком-то подвале с мешком на голове, даже не увидев ночного неба перед смертью… Кажется, я перемудрил. И руки скованы… Неужели конец?»
Потеряв ориентацию, он приложился затылком к каменному полу и притворился, что лишился сознания. Хотя, наверное, краткий обморок действительно приключился, потому что Грин обнаружил, что стоит на ногах, поддерживаемый несколькими руками. Все, что он слышал, – это лязганье железа и сосредоточенное сопение мужчин. Почувствовав, что ему на шею надевают холодный металлический обруч, он инстинктивно стал вырываться, за что получил кулаком в ухо.
– Не трепыхайся! – приказал незнакомый голос.
С Грина стянули мешок, влажный от его учащенного дыхания. Жмурясь на ярком, режущем глаза свету, он увидел перед собой несколько человеческих силуэтов. Судя по росту и кепке, один из них принадлежал Насте. Остальные фигуры начали рассаживаться на стульях, расставленных полукругом напротив ниши, в которой стоял Грин. Ноги его были свободны, но запястья по-прежнему стискивали браслеты наручников. К счастью, руки были скованы спереди. Если слово «счастье» применимо к ситуации, в которой очутился Грин.
Несмотря на отсутствие оков на ногах, он не имел свободы перемещения, поскольку был привязан за шею цепью, уходящей к потолку. Ленту скотча с его губ не содрали, а значит, оправданий его никто слушать не намерен и последнего слова ему не дадут. Руки, хотя их можно было развести на несколько сантиметров, отзывались острой болью на каждое неосторожное движение: снабженные зубьями браслеты впивались в запястья при малейших попытках освободиться.
Расположившаяся, как в театре, восьмерка «Бривибаи ванаги» с любопытством наблюдала за Грином. Почти все брили черепа наголо и были одеты в черное с красно-белыми повязками на рукавах. Точно такой же красно-белый лозунг висел на стене за спинами «Ястребов» и гласил, как нетрудно было догадаться, что «Бог хранит Латвию».