Туристы охотно платили и позировали. В Египте с его обилием древностей каждому хотелось запечатлеть свой образ для истории. Словно эти люди представляли какой-то интерес для будущих поколений.

* * *

Косой парус фелюки поймал ветерок, и путешествие началось. Поначалу курс был зигзагообразный, но вот пристань уплыла в темноту, и стало совершенно неясно, куда именно со скоростью десять метров в минуту везет пассажиров капитан. Нильская вода была чернее ночи, а пузырящаяся пена сверкала ярче звезд. Так и не определив, вниз по течению плывет фелюка или же, наоборот, вверх, Саша отогнал разносчика сока из сахарного тростника и смежил веки. Поспать не удалось. На лавку плюхнулся земляк, провозгласивший по-русски:

– Ослы!

Саша непонимающе уставился на него.

– Это я не про нас, – спохватился сосед. – За бортом ослы проплыли. Раздутые, как бочки. Целое стадо утонуло.

Он сплюнул за борт. Цвету его кожи могли бы позавидовать вареные раки, если они способны кому-то завидовать. Он был старше Саши лет на пять и носил на шее сразу два золотых жгута, которые, надо полагать, были приобретены по дешевке на луксорском рынке.

– Понтуюсь, – пояснил сосед.

– Напрасно, – сказал Саша. – В этих цацках содержание золота процентов двадцать.

– Так на них не написано.

Зато на лбу у тебя кое-что написано. Нелитературное, но четкое и категоричное определение.

Подумав так, Саша проворчал:

– Устал я. Спать хочу.

Напрасно он рассчитывал на деликатность соседа.

– А уж я как устал! – воскликнул он. – Баба потащила меня сегодня в фараонову деревню. Бывал там?

– Нет. – Саша зажмурился, стиснув сумку ногами.

– И правильно, – донеслась реплика до его ушей. – Сперва нас возили по какому-то грязному каналу и заставляли разглядывать египетских истуканов на берегу. А потом загнали на это хреново лазер-шоу. Видал?

– Нет!

– Завидую. Потому что меня битый час развлекали картинками из истории Древнего мира. Направят луч на экран, а там, к примеру, сфинкс, который у меня уже в печенках сидит. Или клоуны в фараонском прикиде зерно молотят, кувшины лепят, папирусы на палки накручивают…

Саша молчал, никак не комментируя повествование и не перебивая соседа. Во-первых, все равно не отвяжется. Во-вторых, под монотонный треп дремать даже спокойней. Заглушает нехорошие мысли.

Но в покое его не оставили. Сперва на противоположной скамье расположился плешивый араб с глазами хитрющими, как у Петросяна. Затем к нему присоединился юноша в бурнусе. Наконец, по левую руку от Саши нашел себе приют еще один житель Востока, распространяющий тяжелый запах давно не менявшихся носков.

Не обращая на них внимания, россиянин с золотыми жгутами продолжал свой увлекательный рассказ:

– А дубак был – не приведи господь. Бабе приспичило картинки смотреть с террасы, где чай подают, а там ветер, и песок метет. Причем…

Саша открыл глаза и рот, приготовившись послать соотечественника гораздо дальше египетской террасы с чаем, однако не успел. Сосед в несвежих носках сделал неуловимое движение, породившее вспышку дикой, непереносимой боли в боку. Саша охнул и повернулся к соседу, чтобы возмутиться, но тот встал и пошел прочь.

Пропали силы, пропал голос, ночь сделалась раза в два темнее, чем до сих пор.

– А-а, – жалобно и тихо простонал Саша.

– Причем по воскресеньям это лазер-шоу хотя бы по-нашенски ведут, – затараторил еще быстрее россиянин, – а мы попали на испанский сеанс. Или на итальянский, хрен просечешь…

Саша увидел, как из рукава бурнуса высунулась длинная-длинная, тонкая-тонкая игла, замерла, сверкнула, вонзилась в его мягкий и беззащитный живот. Она почти исчезла из виду, так глубоко вошла. Удовлетворенный результатом, юноша в бурнусе щелкнул пальцами, поднялся со скамьи и зашагал вдоль борта.

– Главная свистопляска началась под конец, – сообщил Сашин соотечественник. – На сцену выскочили какие-то усатые хрены в юбочках и давай, значит, этими юбочками вертеть и кружиться. Куда там юле, я тебе скажу…

Пожилой египетский Петросян тоже оказался вооруженным спицей, и она тоже была воткнута Саше между ребер. Он и до этого не мог ни вдохнуть, не выдохнуть, а теперь и вовсе оказался парализован. Ему представился жук, пронзенный булавкой.

Тремя булавками!

Боль была такая, что даже пальцем не шевельнуть, и все же Саша сделал попытку упасть на палубу, надеясь, что вид лежащего человека привлечет пассажиров. Какое там! Стоило чуть податься вперед, как изнутри донесся жуткий скрежет металла о кости, а поперек горла встал кровавый комок. Скамья, на которой скорчился Саша, опустела. Напротив тоже никого не было. Рассказчик испарился вместе с арабскими сообщниками.

– Суки, – прошептал Саша.

В груди хлюпало и булькало. Мрак сгустился до такой степени, что заискрился и вдруг обернулся ярчайшей вспышкой. Внутри нее вертелись и кружились, вертелись и кружились танцоры в передничках, едва прикрывающих чресла.

– А вот еще одна любопытная подробность о традициях древних египтян, – сказал ведущий лазер-шоу. – Вступая в период полового созревания, юноши из знатных семей должны были ходить в таких вот передниках, подчеркивающих их сексуальность. Девушка, при виде которой материя поднималась торчком, нарекалась невестой.

Саша подумал, что только сумасшедшая согласилась бы выйти замуж за одного из танцоров, половина из которых приплясывала на звериных лапах, а вторая половина носила на плечах птичьи головы. Если это была мысль, а не что-то другое, то она оказалась последней.

Светопредставление закончилось, свет погас, музыка оборвалась. Запоздало, как барабан, бухнуло сердце. Одинокий зритель уронил голову на колени. Ему больше не мешала боль. Его больше не было.

Что касается бездыханного тела Саши, то суета вокруг него началась минут сорок спустя. Кровь из ран почти не вытекала, так что сперва пассажиры решили, что имеют дело со спящим или мертвецки пьяным. Они ошиблись. Он не был мертвецки пьян. Он был мертвецки мертв.

Глава семнадцатая

Египет, Гиза, юго-западный пригород Каира,

28 мая, утро

Перед выходом Галатей окинул спутницу критическим взглядом.

– Годится, – кивнул он.

Наташа сердито фыркнула. Собственный наряд казался ей воплощением безвкусицы. Топик и шорты – ладно, хотя по жаре уместней было бы надеть легкую юбку. Но кроссовки! Но носки!

– Я как какая-то чокнутая теннисистка, решившая потренироваться на солнцепеке без ракетки, – пожаловалась она. – И в кроссовках…

…у меня будут потеть ноги. Нет, признаться в этом было выше Наташиных сил.