Тик-так, тик-так…
Тщательно подогнанная амуниция не сковывала движений, не натирала кожу, не выдавала своего владельца предательским бряцанием. Автомат, пистолет, несколько запасных обойм, подсумок с гранатами да верный «союзник» – вот и весь арсенал, который захватил с собой Хват, по опыту зная, что всякие там «шмели» да «мухи» не облегчают жизнь, а как раз очень даже осложняют ее на труднопроходимой местности.
Не до жиру, быть бы живу.
Его вполне удовлетворял тот минимум оружия, который у него имелся, и он почти не побеспокоился о пропитании, поскольку рассчитывал справиться с заданием уже сегодня и сегодня же, в крайнем случае завтра, вызвать вертолет, который заберет его с захваченным компьютером обратно. Останется лишь получить причитающиеся ему семь с половиной тысяч долларов и возвратиться к мечтающей об отдыхе Кате. Что касается самого Хвата, то он всегда предпочитал хорошую работу самому расчудесному отпуску среди стройных пальм и во многом уступающих им женщин. Он терпеть не мог расхаживать по курортам в сандалиях на босу ногу или тем более в подростковых шортах, зато военное обмундирование сидело на нем, как вторая кожа, надевать которую было невыразимо приятно, а сбрасывать снова – не хотелось.
Спасибо полковнику Реутову, снабдившему его современнейшим комплектом боевой одежды, новехонькой, упакованной в полиэтилен, пахнущей добротной материей и такой же добротной краской.
Хват с удовольствием погладил ткань рукава, испещренную желтыми, бурыми и болотными пятнами. Эластичный комбинезон со множеством карманов и карманчиков идеально облегал фигуру, не стесняя движений. Грудь и спину комбинезона защищал голландский таврон, куда более прочный, чем пресловутый кевлар, из которого делают бронежилеты по лицензии американской компании «Дюпон». Тавроновая ткань, легкая и прочная, запросто противостояла удару пули, выпущенной из «макарова», а также осколкам гранат и мин. Правда, ощущение человека, защищенного слоями таврона, при попадании пули приятными не назовешь. Однажды Хвата расстреляли в упор, так он при этом чувствовал себя так, будто его лупят в грудь ломом, кроша ему ребра и оставляя на теле пятна синяков, слившихся потом в один огромный кровоподтек, напоминающий очертаниями Африканский континент.
Тот комбинезон, в котором Хват шел теперь, был значительно усовершенствован. Во-первых, тут присутствовала прокладка из пористого эластика, смягчающая удары пуль или осколков. Во-вторых, поскольку пропотевший таврон быстро теряет прочность, он был упакован под хлопком в водонепроницаемый нейлон. Все вместе весило прилично, но Хват предпочитал таскать на себе лишний груз, вместо того чтобы гулять налегке, но зато с пулевыми отметинами. Наличие синяков на теле еще как-то объяснить можно, а как объяснишь сестре происхождение дополнительных отверстий в теле?
Хват ухмыльнулся на бегу, но тут же нахмурился, приказывая себе не расслабляться, а продвигаться вперед с удвоенной, нет, лучше с утроенной осторожностью. Катя не переживет, если, не дай бог, с ним что-нибудь случится. Сложить буйную головушку самому – то же самое, что подставить под пули ее, неприкаянную, одинокую, беззащитную.
– Все будет в порядке, сестренка, – прошептал Хват, ритмично распределяя слова между вдохами и выдохами. – Все будет в полном ажуре.
Почему бы и нет?
Почти не сбавляя скорости, не оскальзываясь, не оступаясь и не сбиваясь с курса, он продолжал бежать вперед. Ему было отлично известно, как трудно придерживаться прямого пути в лесу, где нужно то бурелом обогнуть, то под слишком низкие ветви поднырнуть, то между стволами протиснуться, то ноги так и тянут тебя на открытое пространство, где побольше света. Причем левая нога, делающая шаги чуточку короче, заставляет тебя отклоняться, и так может продолжаться до тех пор, пока тебя не развернет на сто восемьдесят градусов и не понесет по кругу. Вместо того чтобы постоянно сверяться с компасом, теряя темп и время, Хват просто привычно корректировал маршрут. Он делал это автоматически, через равные промежутки времени. В противном случае тридцатикилометровый отрезок пути, который ему предстояло пробежать, закончился бы совсем не там, куда он стремился.
Чтобы чеченские волки не учуяли его раньше времени, пришлось высадиться из вертолета подальше от их лагеря. Шум моторов разносится в горах далеко, слухи – еще дальше, еще быстрее. Хват вывалился на ходу, с пятиметровой высоты, пока вертолет делал вид, что выискивает подходящее место для посадки. Произошло это в так называемом четырнадцатом квадрате, хотя Хвату это ни о чем не говорило. Генерал Конягин продемонстрировал ему лишь маленький фрагмент карты Чечни, заявив, что этого будет вполне достаточно. Судя по масштабу, зеленое пятно, изображенное на топографическом листе, можно было обойти за полдня хорошей ходьбы: это и был тот самый лесной массив, где базировались боевики Черного Ворона. А начинался он с опушки дубовой рощи, как выяснил Хват, преодолев еще десяток километров.
Устроив себе небольшой привал, он сверился с компасом, забросил ноги на снятый рюкзак и, лежа на спине, постарался восстановить по памяти фрагмент карты, показанной ему генералом. Синяя ниточка ручья пересекала зеленую кляксу рощи почти параллельно курсу Хвата, и, судя по рельефу местности, этот ручей протекал по дну оврага. Слева роща примыкала к сосновому бору, справа граничила с горным отрогом.
С военной точки зрения, место для лагеря было выбрано бездарно, наугад. Но к чему Черному Ворону осторожничать? Его ведь никто особо не ищет, да и чего его искать? Сегодня со спутника бородавку на носу интересующего субъекта разглядеть можно, а уж скопища боевиков и террористов – и подавно. Пункты их нахождения наперечет известны тем, кому это положено по должности. Почему эти лагеря атакуют лишь выборочно, да и то кое-как – большой вопрос. Тот самый вопрос, ответ на который никакой порядочный офицер знать не желает, потому что правда слишком тяжела, чтобы носить ее на сердце.
«Так что к черту правду, – сказал себе Хват. – У тебя появилась возможность добраться до одного из чеченских бандитов, вот и доберись, вцепись ему в глотку, а спрашивают и отвечают пускай участники телевизионных ток-шоу».
Вообразив себя участником одного из них, Хват ухмыльнулся.
– Как вы расцениваете наши шансы на мирное урегулирование конфликта в Чеченской Республике? – осведомился он у верткой пичуги, пристроившейся на ветке прямо над ним.
Пичуга склонила головку набок, не зная, как расценивать этот идиотский вопрос. Пришлось поискать к ней иной подход:
– Верите ли вы в необходимость проведения референдума среди граждан Чечни?
Взглянув на Хвата, как на круглого идиота, пичуга сорвалась с ветки и, резво махая крылышками, исчезла среди листвы. Похоже, она не надеялась ни на мирные инициативы, ни на референдумы, ни даже на чеченскую конституцию.
Проводив ее взглядом, Хват подумал, что во многом он солидарен с нигилистически настроенной птичкой. Во всяком случае, ему больше хотелось заморить червячка, чем размышлять на политические темы.
Он сел, расстегнул рюкзак и занялся приготовлением обеда, который вполне мог стать последним до возвращения на «большую землю». Поколдовал над брикетиком сухого спирта, занявшимся синим пламенем, нагрел пару баночек из сухпайка, добавил в них по кубику куриного супа, вылакал это пойло и спросил сам у себя: