Жаль, в кобуре табельное оружие, подумал Шумихин, перестраиваясь в левый ряд. С каким-нибудь «левым» стволом он чувствовал бы себя увереннее. Такие в наличии имелись, однако в гараж, где хранился арсенал, капитан решил не заезжать. Нужно было спешить. Мало ли что удумает нажравшийся водки Женя. Ищи его потом вместе с деньгами! Нет, дело не допускало отлагательств.
Свернув на дорогу, пролегающую вдоль Измайловского парка, Шумихин сбросил скорость до тридцати километров в час. В молодости он патрулировал здешнюю территорию и знал ее если не как пять пальцев, то хотя бы как два, это уж точно. Но ориентироваться в темноте было не так-то просто. Особенно если ты не хочешь выдавать себя светом фар.
Еле слышно урча мотором, «Форд» медленно приближался к каскаду прудов, расположенных в пойме Серебрянки. Днем здесь было полным-полно детворы, отдыхающих, романтических влюбленных и просто откровенно пьяных граждан, выбравшихся на природу. Давненько Шумихин сюда не заглядывал, а зря. Современные девочки загорают нынче в таком виде, что просто загляденье. Обидно упускать радости жизни, даже маленькие.
Пытаясь вспомнить, сколько же лет назад девочки перестали строить ему глазки, Шумихин еще некоторое время катил в направлении Лебедянского пруда, но, не доезжая до цели, приткнул машину в тени какого-то павильона и выключил зажигание.
Упомянутая Женей трансформаторная будка находилась метрах в трехстах отсюда, на склоне лощины, ведущей к пруду. Выбравшись из «Форда», Шумихин проверил запоры дверей и, продравшись сквозь кустарник, стал уходить от асфальтовой аллеи все дальше и дальше.
«Вот будет номер, если этот сучий потрох что-нибудь напутал с пьяных глаз, – размышлял он, бредя в темноте среди черных деревьев. – Мало ли заброшенных трансформаторных будок в Измайлове, а парков в Москве вообще немерено. И что же теперь, все их прочесывать в одиночку? Темнотища такая, что хоть глаз выколи, а коварных сучьев, кстати, хватает. За такие шуточки Жене при встрече нужно первым делом в пятак двинуть, а потом уж разговоры с ним разговаривать… Так, вот и лощина. Теперь, если перебраться на противоположную сторону и двигаться под горку, выйдешь прямо…
«…прямо к озеру», – сообразил полковник Шумской, сориентировавшийся на местности.
Сильные ноги перенесли его через ручей, как благородного оленя. Сверля мрак глазами, он шел навстречу подстерегающей его опасности.
Вдруг впереди за кустами что-то забелело. Прислушавшись, полковник Шумской также опознал в ночной тиши приглушенную мелодию. Музыка, как догадался опытный следователь, доносилась из белого джипа, стоящего на прогалине. Рядом никого не было видно.
«Ну, бандиты, теперь держитесь!» – отважно подумал полковник Шумской, преодолевая бесшумными прыжками куст за кустом…
«Вот, блин, угораздило! – подумал капитан Шумихин, ощупывая штанину, разодранную об острый сук. – Нет, Женечка, одной зуботычиной ты у меня не отделаешься. Я тебе покажу, как водку с прошмандовками хлестать, ты у меня сейчас кровью умоешься!»
Водительская дверца джипа была распахнута, оттуда тянуло сигаретным дымом. Свет внутри салона не горел, но нетрудно было догадаться, что там, на разложенных сиденьях, валяется Женя со своей подружкой, прихлебывает из горлышка спиртное и наслаждается расслабляющей музычкой.
Прежде чем выйти на открытое пространство, Шумихин осмотрел прореху на почти новеньких брюках, расстегнул кобуру под мышкой и стряхнул с пиджака всякую труху, собранную по пути через лесопарк. Пригладил ладонями то, что с некоторых пор приходилось считать прической, негромко прочистил горло и двинулся вперед, обходя джип сзади, чтобы не быть обнаруженным раньше времени.
Нехитрый маневр занял не более двух минут. Присев за корпусом внедорожника, Шумихин извлек из кобуры пистолет, поднял его на уровень плеча стволом вверх и, пригнувшись, стал огибать белый корпус автомобиля. Он сделал два крадущихся шага и уже собирался занырнуть внутрь, чтобы ошеломить Женю зычным криком, когда издал звук совсем другого рода – растерянный, почти жалобный.
Это произошло, когда из-под днища автомобиля высунулись две руки, неожиданно схватили его за лодыжки и рванули на себя.
– Ойнц! – так или примерно так вскрикнул Шумихин, понятия не имея, что он этим хотел сказать.
При падении он также нажал на спусковой крючок, но невзведенный заранее пистолет хранил презрительное молчание. Все-таки им был вооружен капитан Шумихин, а не бравый полковник Шумской, который и затвор всегда вовремя передергивал, и всяких глупых междометий типа «ойнц» не издавал ни при каких обстоятельствах.
Дальше события приняли совсем уж скверный оборот. Противник, притаившийся под джипом, ужом выскользнул из-под днища, обрушился на Шумихина и принялся методично месить его кулаками, никуда специально не метя, потому что все равно не собирался пропускать ни единого квадратного сантиметра на обращенной к нему физиономии. Судя по всему, времени у него было предостаточно. Не меньше, чем решимости сотворить из поверженного капитана ходячую отбивную.
– Эй! – запротестовал Шумихин, после чего чуть не проглотил пару собственных зубов. – Ну ты! – крикнул он и едва успел возвратить на место нижнюю челюсть, которую почти снесло к левому уху.
Вот, собственно говоря, и все переговоры. Потому что после этого Шумихин надолго умолк, а его противник явно не стремился к обмену мнениями. Он просто шумно дышал и продолжал работать кулаками.
В шумихинской голове одна за другой взрывались петарды, не давая ему возможности сообразить, что же это такое происходит, батюшки! Он судорожно давил на воображаемый спусковой крючок, еще не отдавая себе отчета в том, что пистолета у него в руке давно нет – им завладела выскочившая из джипа девчушка. Ее, кстати, разглядеть никак не удавалось. Все, что видел перед собой Шумихин, это оседлавшую его мужскую фигуру, темнеющую на фоне ночного неба, но смутно и отрывочно – в промежутках между ударами, безостановочно сыпавшимися сверху.
Сознания он не потерял, а вот сил и воли к сопротивлению после такой интенсивной обработки не осталось совершенно. Вяло подчиняясь тормошащим его рукам, Шумихин был способен лишь вовремя делать глотательные движения, чтобы не захлебнуться собственной кровью, набегающей в носоглотку. Его переворачивали с боку на бок, обыскивали, вязали ему руки за спиной, стягивали с него брюки, а он тупо повторял про себя одну-единственную фразу, со скрежетом проворачивающуюся в мозгу:
«Кранты вам, товарищи офицеры… Доигрались».
Надо полагать, подразумевались сам капитан Шумихин и его литературный прототип полковник Шумской.
Хотя последний, если разобраться, смерти не заслуживал. Он ведь не совершил и тысячной доли тех подвигов, на которые был способен реально существующий капитан Шумихин.
Пленники чинно лежали рядышком, смирные, как овечки, в чем-то похожие друг на друга. Руки обоих крепко-накрепко – до синевы в ногтях – связаны за спиной. Штаны и трусы опущены на щиколотки, чтобы отбить желание брыкаться или бегать по ночному парку. Все остальное тоже было отбито – в буквальном смысле.