— Я собиралась навестить вас, Берта! — крикнула она. — Мне сказали, что вы вернулись.
— Да, мы дома уже несколько дней, отдыхаем с дороги.
Мисс Гловер энергично потрясла руку Берты, и они вместе двинулись к дому вдоль аллеи, обрамленной голыми черными деревьями.
— Итак, расскажите же про ваш медовый месяц. Мне ужасно не терпится обо всем узнать.
Берта, однако, оказалась неразговорчива. Она инстинктивно не хотела посвящать кого-либо в свои личные дела и, кроме того, никогда не жаждала поддержки и сочувствия посторонних.
— Да, собственно, рассказывать почти не о чем, — молвила она, когда хозяйка и гостья расположились в гостиной и Берта принялась разливать чай. — Полагаю, все свадебные путешествия более-менее одинаковы.
— Ах, какая вы смешная! — воскликнула сестра викария. — Вам ведь понравилось?
— О да, — ответила Берта; на ее лице заиграла почти экстатическая улыбка. — Мы замечательно провели время, побывали во всех лондонских театрах!
Мисс Гловер почувствовала, что супружество изменило Берту, и, осознав эту перемену, немного занервничала. Она с беспокойством поглядывала на замужнюю даму и время от времени краснела.
— Вы счастливы? — неожиданно выпалила она.
Берта улыбнулась и порозовела, отчего стала выглядеть просто красавицей.
— Думаю, что да, счастлива.
— Вы разве не уверены? — придралась к слову мисс Гловер, которая во всем любила точность и с большим неодобрением относилась к людям, не способным разобраться в самих себе.
Берта взглянула на нее так, словно задумалась над вопросом.
— Видите ли, — сказала она, — счастье — это всегда не совсем то, чего ты ждал. Едва ли я рассчитывала получить так много и все равно представляла себе счастье по-другому.
— Пожалуй, не стоит сильно углубляться в эти рассуждения, — чуточку строго ответила мисс Гловер, считавшая, что молодой замужней женщине не подобает заниматься самоанализом. — Нам следует принимать происходящие с нами события такими, какие они есть, и благодарить Бога за это.
— В самом деле? — весело переспросила Берта. — У меня так не выходит. Мне всегда мало того, что есть.
Хлопнула входная дверь, и Берта вскочила с дивана.
— Эдвард пришел! Я должна его встретить, не возражаете?
Она почти вприпрыжку выбежала из комнаты. Замужество удивительным образом развеяло присущую Берте серьезность, из-за которой окружающие почти не видели в ней ничего девического. Она казалась моложе и беспечнее.
«Что за странное создание! — думала мисс Гловер. — В девушках держалась, будто замужняя леди, а теперь скачет, будто школьница».
Сестра викария сомневалась, что подобное легкомыслие уместно в положении замужней дамы и что необычные взрывы смеха Берты приличествуют этому таинственному состоянию, требующему степенности.
«Надеюсь, у нее все сложится хорошо», — вздохнула мисс Гловер.
Берта же порывисто бросилась на шею мужу и поцеловала его, а затем помогла снять куртку.
— Как я рада тебя видеть! — вскричала она, весело смеясь над собственным пылом, — супруги расстались не далее как после ленча.
— У нас гости? — осведомился Крэддок, заметив зонтик мисс Гловер, и немного рассеянно обнял жену.
— Сейчас увидишь, — ответила Берта. Взяв мужа под руку, она потащила его в гостиную. — Бедненький, ты, наверное, ужасно хочешь чаю!
— Мисс Гловер! — вскричал Крэддок. Они с обоюдной доброжелательностью пожали друг другу руки. — Как замечательно, что вы решили к нам заглянуть. Я искренне рад вас видеть. Сами видите, мы вернулись раньше, чем планировали. Нет места лучше, чем родной дом, верно?
— Вы правы, мистер Крэддок. Лично я не выношу Лондон.
— Ах, да вы просто его не знаете, — вставила Берта. — Для вас весь Лондон — это лишь кондитерская, Эксетер-Холл [20] да церковные конгрессы.
— Берта! — удивленно посмотрел на жену Крэддок: он не понимал ее фривольного обращения с мисс Гловер.
Сестра викария, это кроткое создание, была слишком мягкосердечна и потому не обижалась на высказывания Берты. Мисс Гловер мрачно улыбнулась — по-другому она не умела.
— Мистер Крэддок, расскажите, как вы проводили время в Лондоне. Из Берты ничего не вытянешь!
Крэддок, напротив, оказался словоохотлив. Ему доставляло огромное удовольствие снабжать людей информацией, он всегда был готов поделиться своим знанием с целым миром. Если Крэддоку становилось известно нечто новое, то он сразу же спешил сообщить об этом кому-либо еще. Некоторые, узнав новость, моментально теряют к ней интерес и вовсе не желают ее обсуждать. Крэддок был не таков, и даже многократный повтор одного и того же факта не истощал его жгучего стремления просветить остальных. За день он мог сообщить известие сотне человек и с таким же энтузиазмом рассказать о нем сто первому. Такое свойство характера — несомненный дар, поистине бесценный для школьных учителей и политиков, хотя и немного утомительный для их аудитории.
Крэддок представил гостье подробнейший отчет об их пребывании в Лондоне: перечислил виденные пьесы, пересказал все сюжеты и поименно перебрал актеров; назвал все музеи, церкви и светские заведения, которые они посетили. Берта смотрела на мужа, тихо улыбаясь его жаркому монологу. Не важно, о чем говорил Эдвард, — одни только звуки его голоса услаждали слух Берты. Она с радостью сидела бы и слушала супруга, даже если бы тот взялся прочесть от начала до конца «Альманах Уитакера» [21] (кстати, на это Крэддок был вполне способен). На взгляд мисс Гловер, Эдвард Крэддок гораздо больше соответствовал понятию молодого мужа, нежели Берта — понятию молодой жены.
— Очень приятный человек, — позже сообщила мисс Гловер брату. Викарий и его сестра восседали на противоположных концах длинного стола и ужинали холодной бараниной.
— Согласен, — ответил священник своим ровным, усталым голосом. — Думаю, из него выйдет хороший супруг.
Мистер Гловер был само смирение, что слегка раздражало мисс Лей, которая предпочитала мужчин, сильных духом, а силы духа в линхэмском викарии не было ни на грамм. Он смирился буквально со всем: со скверно приготовленной едой, с порочностью человеческой натуры, с мизерным жалованьем, с существованием диссентеров (почти); он являл собой покорность, доведенную до смертного порога. Мисс Лей сравнивала мистера Гловера с испанскими осликами, которые длинной цепочкой уныло бредут один за другим, неся на спинах тяжелую поклажу, — покорно, покорно, покорно… И все же, будучи не столь смиренным, как мистер Гловер, испанский ишак порой лягался; линхэмский викарий — ни разу!