— Я ужасно занят. Не знаю, удастся ли мне вырваться в следующую субботу, — осторожно произнес он.
Глаза Дженни вдруг наполнились слезами.
— О, Бэзил, Бэзил, я не могу жить без тебя! Я бы лучше вернулась в город. Если тебе не нравится Энни, она может уехать. Пообещай, что приедешь. Я всю неделю этого жду.
— Ты и без меня прекрасно проведешь время. Я только расстроил тебя своим приездом.
— Нет, не расстроил. Ты мне очень нужен. Я лучше буду совершенно несчастна с тобой, чем счастлива без тебя. Пообещай приехать.
— Ладно. Приеду.
Цепи, сковывавшие его, были крепки как никогда. А пока поезд мчался к Лондону, его сердце бешено колотилось, потому что с каждой минутой он приближался к Хильде Мюррей. Теперь было абсолютно ясно, что он страстно ее любит, больше, чем когда-либо, и с неистовой яростью он повторял себе, что она потеряна для него навсегда. Опьяненный звуком ее голоса, шуршанием ее платья, ее нежным взглядом, он мысленно повторял каждое слово, которое она произнесла у леди Эдвард. В среду должен был состояться ужин у мисс Ли, и Бэзил дрожал от волнения, думая о возможной встрече там с Хильдой. Еще днем, покинув адвокатскую контору, он отправился домой по Чарлз-стрит и, как влюбленный юнец лет восемнадцати, смотрел на ее окна. В гостиной горел свет, и он понял, что она дома, но не осмелился войти. Миссис Мюррей не приглашала его в гости, а он не знал наверняка, пожелает она его видеть или дружеский визит покажется ей столь очевидным, не требующим особого приглашения. Окна словно манили его, а дверь словно молчаливо приглашала войти. Но пока он раздумывал, кто-то вышел. Мистер Фарли. Бэзил стал мучиться вопросом, почему этот человек так часто ходит сюда. Наконец, сделав над собой усилие, он удалился.
В среду Бэзил отправился к мисс Ли, стараясь скрыть волнение, он весело поинтересовался, кого ожидают к ужину, но упал духом, когда она не упомянула миссис Мюррей. Теперь ему ужасно хотелось, чтобы вечер, которого он с таким нетерпением ждал, поскорее закончился. После встречи у леди Эдвард Стрингер страсть, дремавшая до сих пор, разгорелась таким неистовым огнем, что он едва мог с собой совладать. Ему казалось, что он не проживет и недели, если не увидит Хильду. Бэзил не мог думать ни о чем другом и в ужасе трепетал перед субботней поездкой в Брайтон. Конечно, это было сумасшествием, и он прекрасно знал: нет никакого смысла снова встречаться с миссис Мюррей. Было бы лучше, если бы они больше не увиделись, но его желание вновь оказаться рядом с ней перевешивало всякое благоразумие. Он подумал, что не случится ничего страшного, если он поговорит с ней всего один раз, после чего постарается забыть ее навсегда.
На следующий день Бэзил снова пошел по Чарлз-стрит и опять увидел свет в ее окнах. Он прохаживался у дома, размышляя, хотела ли она продолжать общение с ним. Он страшно боялся прочесть на ее лице возмущение, вызванное его вторжением, но наконец, не в силах больше ждать, решился на авантюру. Он не мог любить Хильду больше, даже если бы увидел ее, и надеялся, что ее вид, возможно, успокоит его и поможет нести бремя своих чувств. Он позвонил.
— Миссис Мюррей дома?
— Да, сэр.
Она читала, когда Бэзил вошел в комнату, и ему показалось, будто легкое раздражение промелькнуло у нее во взгляде. Он перепугался и стал в замешательстве думать, что его поведение, должно быть, удивляет ее и она знает о причине его поспешной женитьбы. Он изо всех сил старался поддержать беседу, но его слова звучали так неестественно, что он едва узнавал собственный голос. И все же они смеялись и шутили довольно непринужденно. Они говорили о мисс Ли и Фрэнке, о пьесах, идущих в театрах Лондона, рассуждали на всякие банальные темы, пока Бэзил не решился взять инициативу в свои руки.
— Я пришел к вам, дрожа от страха, — весело признался он. — Потому что вы, конечно, не приглашали меня.
— Я думала, это не обязательно, — улыбнулась она и посмотрела ему прямо в глаза с каким-то вызывающим видом.
Бэзил вспыхнул, бросив на нее быстрый взгляд, потому что в ее словах, казалось, был скрытый смысл, и он не знал, как их воспринимать. Он мгновенно лишился своей изысканной учтивой манеры.
— Я так хотел прийти и увидеть вас, — произнес он тихо, стараясь говорить твердо. — Можно мне прийти снова?
— Разумеется! — ответила она, но в тоне слышалось холодное изумление, словно она удивилась его вопросу и негодовала.
Вдруг она обнаружила, что он смотрит на нее с такой жуткой мукой, что забеспокоилась. Его лицо стало очень бледным, а губы подергивались, словно он пытался вернуть себе самообладание. Потом всю ночь она думала об этом взгляде, полном отчаяния. Он смотрел на нее из темноты, и она знала, что если она и жаждала мести, то судьба отомстила за нее. Но она не испытывала радости. В сотый раз, не сомневаясь, что он до сих пор ее любит, она задавалась вопросом, почему он столь странным образом женился. И все же она не собиралась копаться в собственных чувствах.
Зная, что он появится снова, миссис Мюррей сначала хотела приказать дворецкому не пускать его, но вскоре передумала. Она желала увидеть еще раз его ужасно жалкое лицо, она желала удостовериться в его несчастье. Как-то днем наследующей неделе, вернувшись из поездки, она нашла его визитку. Она взяла карточку и повертела в руках.
— Пригласить его на ленч? — Раздраженно нахмурившись, она положила визитку. — Нет, если он хочет меня увидеть, пусть придет снова.
Бэзил испытал горькое разочарование в тот день, когда дворецкий сказал, что миссис Мюррей нет дома, и сначала решил поставить на этом точку. Он ждал от нее записки, но так и не получил. Он ждал неделю и все время думал о ней. Мучимый угрызениями совести, он отправился в Брайтон и старался не оставаться с Дженни наедине. В один вечер он сводил ее в театр, а в другой — на концерт и настоял, чтобы мистер Хиггинс, до сих пор верный им, их сопровождал. Все происходящее вызывало у него отвращение, но чувство стыда заставляло смириться.
Бэзил взял за правило каждый вечер проходить по Чарлз-стрит по дороге к Фрэнку и подолгу смотрел в окна в доме Хильды, не решаясь войти. В конце концов он не устоял. Бэзил знал, что миссис Мюррей дома. Если бы дворецкий отправил его восвояси, это определенно значило бы, что она велела не пускать его.
На этот раз, когда он увидел ее, все слова, которые хотелось сказать, улетучились, а простой светский разговор требовал усилий. Миссис Мюррей тоже смутилась, видя, какая боль омрачает его чело. Бэзил не желал уходить, так и не высказав того, что лежало тяжелым грузом у него на душе, но не решался начать. Воцарилось неловкое молчание.
— Когда выходит ваша книга? — поинтересовалась она, пытаясь снять возникшее напряжение.
— Через две недели… Я хотел поблагодарить вас за помощь.
— Меня?! — воскликнула она с удивлением. — И что же я сделала?
— Больше, чем вы думаете. Иногда я чувствовал, словно пишу для вас одной. Я пытался оценивать все, как мне казалось, с вашей точки зрения.