– Я пришла специально пораньше, я подумала, что часов до десяти – десяти тридцати вы, может быть, и примете посетителей, а потом – срочные дела, заседания…
– Все точно, мне уже пора. Если я правильно понял, вы хотите захоронить тела… Тела… – задумался подполковник, – ваших близких, которые в данный момент находятся в морге следственного изолятора до выяснения особых обстоятельств, так?
– Так, но все эти особые обстоятельства…
– Жертвы насилия? – перебил бабушку начальник.
– Да. Мою дочь с мужем убили.
– Кто ведет дело?
– Инспектор Ладушкин должен был…
– А, вспомнил. Это дело у меня на контроле. Два неопознанных трупа в салоне автомобиля.
– Ничего подобного! – возмутилась бабушка. – Тела опознаны тремя близкими родственниками, о чем есть соответствующие документы!
– А вы?…
– Изольда Францевна Грэмс, мать убитой Ханны Латовой. Мужчина – мой зять.
– То есть вы узнали зятя по приметам на теле? – Следователь решился и осторожно взглянул на бабушку.
– Шрам после аппендицита, определенное расположение волосяного покрова на груди и две серебряные пломбы с застойных времен – верхняя левая шестерка и нижняя левая семерка.
– По шраму и по зубам, – задумался подполковник, – и что, никаких сомнений?
– Абсолютно. Латов часто валялся на даче в гамаке в одних плавках. А после женитьбы на моей дочери Ханне он стал к месту и не к месту громко и радостно смеяться. Так, знаете, от души, широко открыв в упоении рот.
– И все-таки опознать дочь – это одно, а вот зятя…
– Сомневаетесь? – Бабушка опустила глаза и достала кружевной платочек, слегка сдобренный духами из флакона с выгравированной буквой F. Стало ей стыдно или нет за нечаянный эксперимент с опознанием пломб на зубах отсутствующей головы Латова, она не сознается никогда. Чтобы простить самой себе нечаянный экспромт, устроенный исключительно для определения степени «готовности» подполковника, бабушка выждет полторы минуты (для особо одаренных умом и сообразительностью мужчин этот тест обычно длится две – две с половиной), вздохнет и грустно заметит: – Знаете, я так и думала, что в отношении мужчины у вас будут сомнения. Что ж, он не стал мне ни сыном, ни любовником, вы вправе сомневаться.
– Я…
– В таком случае не будем больше тратить ваше время. Дайте мне разрешение на захоронение дочери, а Латова пусть еще кто-нибудь опознает, например его первая жена, но тогда пусть она его и похоронит, потому что через пять дней у меня кончается…
– Первая жена Латова, – перебил бабушку подполковник, раскрыв какую-то папку, – опознала своего мужа и написала заявление, что после развода не имеет ни перед Латовым, ни перед его останками никаких материальных обязательств.
– Вот видите.
– Есть еще одна сложность. Инспектора, который вел это дело, ударила по голове инструментом одна нервная дамочка, я еще не знаю всех подробностей, ее задержали.
– Инструментом? – подалась к нему бабушка.
– Ну да, то ли молотком, то ли…
– Это была не скрипка?
– Нет, я точно знаю, что это был совсем другой инструмент, строительный или хозяйственный. А почему вы так обеспокоились?
– Понимаете, – понизила голос бабушка, – в тысяча семьсот сорок четвертом году моя дальняя родственница по женской линии забила насмерть своего любовника, догадываетесь чем?
– Не-е-ет…
– Скрипкой! Да-да, совершенно верно, скрипкой! А надо вам сказать, что музыкальные инструменты в те времена, как, впрочем, и сейчас, не являлись оружием воинов, поэтому моя прапрапра… и так далее бабушка была проклята до шестого поколения. Она же была воином, вот в чем все дело! А воспользовалась инструментом хранительницы очага.
– Ничего не понимаю…Что вы от меня хотите? – схватившись за виски, поинтересовался подполковник.
– Подождите, я объясню. Она могла его зарезать, задушить руками, заколоть копьем, проткнуть деревянным колом, отравить, поджечь факелом, а на сегодняшний день добавьте еще варианты с огнестрельным оружием. Она могла сломать ему шею, зажав меж бедер в любовной игре, это было бы нормально! Подпишите, пожалуйста, бумагу, что вы разрешаете захоронение хотя бы моей дочери. Так вот, на чем я остановилась?… Да, в конце концов, она могла бы удавить его струной от скрипки! Но не бить самим инструментом, потому что скрипки, клавесины, дудочки и флейты, кастрюли, половники, весла, скалки, кочерги, швейные иглы, вязальные спицы и что там еще… Это все – только для использования хранительницами очага!
– Вы можете похоронить их обоих! – закричал начальник следственного отдела, обороняясь судорожным росчерком ручки на бланке. И так вдавил после этого кнопку вызова секретаря, что бабушке, благодарившей его за помощь, пришлось этот палец оттаскивать силой, пока вбежавшая девушка в форме младшего сержанта, стуча стеклом, наливала из графина воду в стакан.
– Вы забыли это! – догнала бабушку младший сержант милиции в коридоре.
Бабушка посмотрела на картонку. Прочла адрес на ней – крупный размашистый почерк.
– Спасибо, – она улыбнулась, – но мне совершенно некогда этим заниматься…
Пройдя по коридорам, бабушка забрела в туалет и внимательно осмотрела высокий металлический шкаф с инструментами уборщицы. Заглянула за этот шкаф. Между задней стенкой шкафа и облупившейся краской на стене свил сиротливую тонкую паутинку ни на что не надеющийся в таком заведении крошечный паучок.
Дома меня ждала повестка, а на автоответчике – голос бабушки с явными признаками иссякающего терпения. Повестка была на завтра, а бабушка требовала моего немедленного присутствия. Поэтому, оглядев себя напоследок в зеркале и скорчив самой себе несколько решительных и угрожающих мин, более всего подходящих к рваной телогрейке и синяку под глазом, я рассталась с телогрейкой и кофточкой доброй фермерши, чтобы заняться наложением на лицо грима, и так увлеклась, что бабушка, издалека увидев меня, входящую в калитку, охнула и бросила копалку прямо в розовый куст.
– Это у тебя нервное? – поинтересовалась она, стащив перчатки и ухватив меня за плечи, чтобы рассмотреть мое лицо поближе.
– Сейчас так модно.
– Вот такие круги вокруг глаз желтого и синего цвета? – с сомнением покачала она головой. – Фиолетовая помада и столько пудры?
– Да. Это последний писк. Раскраска на лице должна быть в тон одежды. – Я распахнула плащ и продемонстрировала шикарную мексиканскую мужскую рубаху, подаренную мне как участнице фестиваля короткометражных фильмов «Аргентинский кактус». Не могла же я честно сказать, что синяк под глазом то ли после банной процедуры, то ли от умывания по совету фермерши кислым молоком неприятно расширился на полскулы разводами желто-синюшного оттенка.
– Даже и не знаю. – Бабушка отпустила меня и задумалась. – Прилично в таком виде ехать в морг, как думаешь?