– Я не предлагала тебе провести три дня в постели. Я предлагала просто пойти и поспать со мной.
– Ладно. Ты поспала на славу и, надеюсь, готова к подвигам?
– Через полчаса, – обещаю я, иду на кухню, разбиваю в миксер первое яйцо. Приготовив второе, застываю с ножом в руке. Что-то здесь не так – то ли помет на столе и на холодильнике, то ли медленное и тщательное раздевание мужчины, теперь разглядывающего с исследовательским интересом белое перышко на матраце.
Открываю банку, отпиваю компот. Достаю вилкой первую половинку персика, половинка скользит по доске, но дольки получаются ровные, и запах вполне пригоден – резкий и горьковатый. Зреющее во мне легкое сопротивление нельзя назвать бунтом, и странно, что о серебряной ложке я вспомнила именно в эту минуту, отделяя белок от желтка. Еще «страньше» стало, когда на слизистую поверхность оранжевого желтка в кучке сахара упала слеза. Я даже не поверила, провела тыльной стороной ладони по щеке. Потрясающе! Эта слеза, наверное, пробралась из самого сердца, подкралась, минуя нервные окончания и импульсы мозга. Ее появление переключило мои мысли в новое русло. Я стала думать, достаточно ли будет для полного завоевания сердца мужчины присутствия в тесте слезы из моего сердца, или все-таки воспользоваться советом бабушки?
Тогда, в подвале, выслушивая ее наставления, я решила, что ни за что не проделаю такого с Павлом, что же изменилось с тех пор? Почему я готова не только наплакать в тесто, но (простите меня, все мудрые хранительницы очагов!) и плюнуть туда?! Кое-как успокоившись, правда, успев уронить в крутящуюся в миксере бело-желтую массу еще пару слезинок из несчастного сердца (это уже точно прямо из сердца, потому что голова моя в этот момент была занята обдумыванием, как и где засунуть в себя серебряную ложку!), я нарезала персики, очистила апельсины, достала бабушкину ложку, помыла ее и пошла в ванную.
– Полчаса прошло! – крикнул мужчина, когда я озадаченно прикидывала в темной ванной, как поудобней устроиться.
Оказывается, он застелил свежее белье, разделся догола, сел на кровати и, чтобы не терять времени даром, как раз просматривал очень важные бумаги, разложив их вокруг себя. Голый возбужденный мужчина, вникающий в деловые бумаги на белоснежных простынях огромной кровати!.. Почему-то сегодня это показалось мне извращением, хотя я должна была привыкнуть, что его организм если уж настроился на выполнение некоторых функций, то настроился основательно, и никакими деловыми бумагами этот настрой не уронить.
– Через десять минут будут пирожки.
– Котенок, я не голодный. А тебе, кстати, не мешало бы поесть. Прыгай сюда и расскажи, что тебе снилось эти два дня.
– Сначала – пирожки!
– Ну пожалуйста, я не хочу сладкого. Если тебя не затруднит, откроешь после мне баночку сайры, ладно?
– Хотя бы один пирожок попробуй! – Я неумолима.
– Я уже их пробовал, у тебя всегда одни и те же пирожки.
– Нет! Сегодня – другие! – категорично заявляю я и не вру. Потому что сегодня они не с клубникой, а с консервированными персиками.
– Ну, тогда ладно, – сдается мой возлюбленный, и первый горячий пирожок я скармливаю ему с руки, пока он надевает на меня развратное кружевное белье цвета давленой перезревшей вишни, пояс, ажурные чулки, тонкие длинные черные перчатки…
Через полтора часа я, потягиваясь и разрабатывая плечевой сустав, прошлась по комнате, разглядывая остатки вина в бутылке на журнальном столике, два фужера на тонких ножках, блюдо с пирожками и тридцать две розы в широкой вазе. Итак. Павел съел четыре пирожка. Я, кстати, три. Интересно, как это скажется на моем собственном либидо? А это что такое? У шкафа на полу лежит моя записная книжка. Мой многострадальный недавно восстановленный, а потом потерянный блокнот с важнейшими адресами и телефонами!
– Эй! – Я безжалостно расталкиваю уснувшего Павла. – Ты нашел мой блокнот?
– М-м-м… – мычит он, отказываясь проснуться и впасть в состояние исступленной влюбленности после четырех пирожков. Или еще рано? Может быть, мои внутренние соки должны перевариться в желудке мужчины полностью?
Он не мог найти мой блокнот. Или мог?… Допустим, я его обронила на выставке. Когда мы случайно встретились на выставке?… Я с Ломом и Павел с женой и двумя девочками? Это было перед предпоследней субботой, он бы отдал в прошлый раз… Допустим, я обронила его в каком-нибудь съемочном павильоне, на станции, на улице, в конце концов, и кто-то нашел блокнот и позвонил по телефону именно Павлу… Не получается. Потому что в этом блокноте нет телефона Павла. В предыдущем – был его телефон, а в этом – нет. Как нет телефона бабушки, мамы, Лома и подруги детства Лаврушки. Их я помню наизусть. Ладно. Если уж охранять очаг, так всеми доступными способами!
И я открыла «дипломат» Павла.
Перерыв основательно его содержимое, натыкаюсь на коробочку от кольца. Трепыхнулось сердце. Колец он мне еще не дарил. Смотреть?… Не смотреть?… Несколько секунд соображаю, сумею ли потом в момент подарка изобразить на лице восторженно-удивленное выражение, если увижу кольцо заранее. Тут же злорадно показываю сама себе язык. Размечталась! С чего это я решила, что кольцо – мне?! А Среда, и жена, в конце концов, на что? Решительно открываю коробочку. Там нет никакого кольца. Коробочка равномерно заполнена какой-то гадостью вроде серого пластилина, и в этой мягкой массе отчетливо отпечатался маленький ключ. Я еще раз осмотрела внутренность «дипломата», осмотрела бумаги на коврике (потому что именно на коврике в коридоре его и открыла). Потому что то ли от пересыпа, то ли от утомления любовными играми я как последняя идиотка искала вывалившийся из этой коробочки ключик, пока не сообразила, что вижу что-то смутно знакомое. В груди похолодело. Встав с пола, я пошла в ванную, вытащила из корзины постельное белье, перевернула ее вверх дном, отодрала полоску лейкопластыря и посмотрела на ключ из цветочницы Ханны. Вернулась в коридор, приложила ключ к оттиску в коробочке. Он…
Я загрузила содержимое «дипломата» обратно, не заботясь об аккуратности. Сварила кофе и выпила его в спальне, разглядывая спящего мужчину. Я ничего не понимала, кроме того, что он – враг. Не совсем понятно было, в какой момент Павел сделал отпечаток. После первого раза он пошел в ванную первым. Но представить, что голый расслабленный мужчина при этом по дороге прихватывает коробочку, а потом обшаривает ванную в поисках тайника – это значит, во-первых, признать мужское коварство в той высокой степени, которая, как мне внушала с детства бабушка, просто невозможна у примитивных особей. И во-вторых, если уж он так быстро нашел тайник, грош цена моей интуиции хранительницы очага!
– Что случилось? – Проснувшийся Павел смотрит на меня, стоящую в дверях, почти со страхом.
– Убирайся, – категорично заявляю я.
– Инга…
– Убирайся немедленно. Я подожду на кухне, пока ты оденешься.
– Но почему? Я как раз…
– Потому что боюсь запустить в тебя чем-нибудь тяжелым.