— Мне не важен пол, хотя иметь дело с молодежью — это, как бы сказать, освежает.
— Очень точно замечено, освежает, — одобрил Юкка. — И когда бы вы хотели отправиться к нашим соседям напротив?
— Да хоть сейчас. — Я похлопал себя по карману. — Виза у меня уже есть.
— В таком случае я вынужден срочно вас оставить. — Юкка поднялся. — У вас есть предпочтения относительно отеля? Я бы порекомендовал вам «Вана Виру».
Вот только этого мне не хватало — въехать в ту же гостиницу, из которой я выехал сегодня утром, но уже под другим именем!
— Друзья рекомендовали мне «Скандик Палас», — выпалил я первое пришедшее на ум спасительное название. Тоже лучше бы избежать отеля, в котором я уже побывал, но там, по крайней мере, я лишь встретился с Анной в баре.
— Где угодно, — заверил меня Юкка. — У нас весь Таллин в кармане.
Он подошел к компьютеру, застучал клавишами, подождал, напевая, пока принтер напечатает ваучер.
— Разрешите мое недоумение, — решился я. И рассказал Порриджу про сюрреалистическую группу темнокожих парней.
— А-а! — засмеялся он. — Это сомалийцы. Правительство дало убежище нескольким сотням человек, когда у них была гражданская война.
— А она что, не закончилась?
— Нет, и неизвестно, когда закончится. Но поток беженцев тем не менее прекратился.
— Но, когда война закончится, они должны вернуться домой?
Юкка расплылся широкой улыбкой.
— Они не похожи на сумасшедших.
Я тоже улыбнулся.
— И как к ним здесь относятся? — спросил я.
— Они никого не трогают. Пусть живут!
Конечно, если люди никого не трогают. А по моему ощущению, так финнам с сомалийцами вообще неплохо было бы провести обмен населением. Финнов переселить в Африку, чтобы они научились радоваться жизни, а африканцев — в Финляндию: их жизнерадостность не иссякнет еще через много поколений. Мысль показалась мне столь здравой, что я поделился ею с Юккой.
— А многие финны так и делают, — охотно откликнулся тот. — Они после шестидесяти — у нас на пенсию выходят рано — делают своим главным занятием отдых. И всю зиму — по четыре-пять месяцев — проводят где-нибудь в Кении или в Танзании. Один мой знакомый снимает в Найроби двухкомнатную квартиру на всю зиму, кстати, в доме российского посольства. И совсем недорого — девятьсот долларов в месяц с уборкой. От его пенсии остается еще куча денег — ему столько не проесть.
— Неплохо бы ему еще там семьей обзавестись.
Мне не столько хотелось развить свою мысль о пользе перемешивания рас, сколько разговорить Юкку.
— С этим сложнее, но, — благодетель неудовлетворенных финских мужчин глубокомысленно поднял вверх указательный палец, — вы знаете, когда был усыновлен последний финский сирота?
Таких подробностей про страну северного сияния я, естественно, не знал и мимически подыграл этой фигуре речи.
— Тридцать пять лет назад! — торжественно произнес здоровяк, как если бы речь шла о непрокисшем с тех пор великолепном финском молоке. — Я, кстати, совершенно случайно знаком с ней — это молодая женщина, теперь уже сама мать. А все остальные усыновленные дети — это маленькие вьетнамцы, бенгальцы, руандийцы. И финны любят их и заботятся, как о своих.
Я удержался от замечания, что для этого, в сущности, детьми и обзаводятся — не важно, родившимися в семье или принятыми в нее. Но за финнов внутренне порадовался — они шли по правильному пути.
А Порридж уже снова плюхнулся в свое офисное кресло на колесиках и довольно завертелся в нем, поглядывая на меня как на человека, которому он только что приоткрыл тайные основы мироздания.
Однако при этом он размышлял. Я знал это, потому что, как и сказала Анна, глаза у него превратились в узкие щелочки жителей далекой Лапландии, и раздалось ровное, чуть слышное мычание.
— Но Финляндия, — снова заговорил Юкка, — в отличие от стран третьего мира очень чистая страна. У нас чрезвычайно развито экологическое сознание. Здесь нет вредных производств, которые могли бы повредить природе. Здесь в любом лесу можно собирать грибы и ягоды, в любой реке, в любом озере можно пить воду. Я понимаю, что для Украины после Чернобыля, да и просто с Донбассом и другими промышленными регионами, это больной вопрос.
В нашем разговоре пинг-понговый шарик стукнулся о мою часть стола — Юкка явно ждал, что я отобью его.
— Я как-то не думал об этом в таком ключе, — сказал я. — Я постоянно живу в Киеве, совсем недалеко от Чернобыля, а в Донбассе я иногда работаю неделями. При этом у меня нет ощущения, что наша жизнь постоянно подвергается опасности от загрязнения.
— Многие думают по-другому, — деликатно возразил Юкка. — У нас «Гринпису» работы немного, а в других странах они делают много хорошего.
Я просто пожал плечами, и на этом тема иссякла. Почему у меня осталось ощущение, что затронута она была не случайно?
Впечатления от этой встречи у меня остались смешанные. При всем, что я знал о Юкке Порри — про его работу двойного агента, денежные махинации и небрезгливость по отношению к секс-туризму, — от него не исходило ощущение человеческой грязи. Это был большой, здоровый человек, и природная телесная чистота, в которой он был создан, как-то затеняла темные делишки, которыми он заполнил свою жизнь. И если в начале нашей встречи мне было трудно представить в его объятиях такую несомненно умную и независимую женщину, как Анна, то теперь я ощущал ту сторону персонажа, которую могла видеть она.
Нет, все-таки жизнь слишком сложна, чтобы мы могли подходить к каждому новому факту бытия с позиций личных верований и убеждений или исходя из предыдущего опыта. Во всяком случае, чем дольше я живу, тем труднее мне выносить ценностные суждения.
Погода, несмотря на продолжающий накрапывать дождь, была благоприятна для морских путешествий. Поэтому после обеда между Хельсинки и Таллином были пущены в эксплуатацию и супербыстрые корабли, которые преодолевают восемьдесят два километра всего за час сорок. Радостями транспорта XXI века я насладиться не успел — устроившись в кресле бара перед кружкой «карлсберга», я тут же заснул. Разбудил меня сменившийся на натужное урчание шум двигателя — наш корабль швартовался в Таллинском порту.
Меня встречал — с табличкой с моим новым именем Диденко, к которому мне пора было привыкать — невысокого роста белобрысый паренек. Не просто белобрысый — альбинос. Все волоски на его лице, включая брови и длинные, закрученные кверху ресницы, были совершенно белыми. Две вещи, несомненно говорящие в пользу двойного агента Юкки. Во-первых, он работал очень быстро — с момента нашего знакомства прошло чуть больше трех часов. Второе, мою сексуальную ориентацию он тоже усвоил — парень, хотя и хрупкого сложения, голубым точно не был. Его звали Арне, и мои попытки заговорить с ним по-английски он быстро пресек на певучем, с разгонами и торможениями, но отличном русском языке.