— Они где-то здесь, — прошептал мой напарник.
— Думаешь, полиция?
— Вряд ли. Полицейские уже раскрылись бы. А эти нас боятся. Думают, что мы — полиция.
— Давай проверим на втором этаже, — предложил я.
Мы прошли к лестнице, уже не опасаясь скрипящего пола. Под пулю бы не попасть. Я надел свою бейсболку на ствол карабина и высунул ее в лестничный пролет. Провокация не сработала. По-прежнему неся ружье с бейсболкой перед собой, я стал медленно подниматься по скрипучим ступенькам. Лешка шел за мной, прикрывая тыл.
На мансардном этаже было лишь две комнаты. Справа — та, где стояла и стоит зрительная труба. Пусто! Слева — спальня. Судя по количеству открытых бутылок, в доме было трое мужчин. Не прячутся же они сейчас все под кроватью? Я все же проверил — не прячутся. И в шкафу под плотным рядом вешалок с одеждой никого. Только второй винчестер, которым сразу завладел Лешка.
Выйдя из комнаты, я задрал голову: чердака нет, вон они, балки, сходятся под коньком крыши.
— И где они? — спросил я шепотом.
— Убежали через окно?
— Черт, тут же подвальчик есть еще! — вспомнил я. — Я в нем отсиживался.
Едва спустившись в коридор, я мысленно обругал себя. Как я раньше не заметил? Вот она, дорожка из лоскутных полос: сначала идет прямо, а над люком сминается. Явно изнутри пытались ее расправить.
— Они там, — прошептал я Лешке.
Я проверил заряды в карабине: все четыре в магазине и в стволе еще один. Проверять, чем его зарядила Анна — как на уток или как на медведя, — я не стал.
Кудинов ждал моей команды. Я встал сбоку и кивнул ему. Лешка схватил железное кольцо люка и резко откинул крышку. Перед моим стволом замерло три пары испуганных глаз.
Они храбрились, но взгляды их все равно выдавали страх. Ребята сразу сообразили, что у них были все основания бояться нас больше, чем полиции. Полиция означала арест, следствие, суд и, возможно, тюрьму. Это были бы малоприятные, но все же эпизоды жизни. С двумя говорящими по-английски неизвестными, которые явно действовали за рамками законности, перспектива была намного менее радужной.
Это были три парня, которые в ту ночь напали на дом Анны. Толстяку, с удовлетворением отметил я, сидеть было трудно. У того крепкого драчуна, в которого Анна стреляла в упор, была перевязана грудь. Ну а Бейсболиста, Хейно Раата, я узнал бы и без особых примет, так много я о нем думал в последнее время.
Все трое были нами должным образом обработаны: руки и верх туловища упаковочным скотчем примотаны к спинке стула, во рту — кляп, замотанный тем же скотчем вокруг головы. Отдирать будет больно, но ничего, потерпят.
Вот они, сидят, сверкая белками глаз, на кухне, где лишь несколько дней назад Анна готовила нам холодный прибалтийский обед.
— Чтобы сразу было понятно, — сказал я по-английски, стараясь придать своему голосу и облику жесткость хладнокровного убийцы. — Все трое вы не нужны. Есть желающий рассказать нам все в малейших деталях?
Атлет смотрел яростно, но явно готовился гордо принять мученическую смерть. Взгляд Хейно метался, хотя сдаться первым ему тоже не позволяла гордость. Я был уверен, что не выдержит толстяк. Как он тогда обвис на руках товарищей, а всего-то было несколько десятков дробин в заднице! И точно, он тут же замычал и затряс головой. Однако вслед за товарищем купить свою жизнь захотел и Хейно. С него и начнем. Пусть толстяк еще помаринуется, в отчаянии он скажет нам и то, что не собирался выдавать сразу.
Кудинов отбуксировал Бейсболиста на задних ножках стула в гостиную. Света из окон в доме Марет вполне хватало, чтобы перемещаться по комнате. Я повернул стул с парнем так, чтобы видеть выражение его лица.
— Ты говоришь по-английски? — спросил я.
Тот кивнул и тут же поморщился от боли — я сорвал ленту, удерживавшую кляп.
— Попробуешь крикнуть — ты труп, — уточнил я.
Хейно снова кивнул, и я вытащил у него изо рта кляп.
— Мы просто залезли в пустой дом, — волнуясь, произнес парень. — Хотели взять кое-что из вещей, нашли пиво, сели закусить, а тут вы появились.
Я посмотрел на Кудинова.
— Издевается над нами, — констатировал тот. — Давай сразу второго?
Это он просто включился в игру. Мы с Лешкой знаем друг друга столько лет, что нам не нужно договариваться заранее.
— Ладно, дадим ему еще один шанс, — великодушно решил я и повернулся к Бейсболисту. — Теперь послушай меня. Тебя зовут Хейно Раат. Это дом твоего дедушки. Ты уже пытался со своими приятелями залезть сюда несколько дней назад. Если хочешь жить, скажи нам что-то, чего мы не знаем.
С каждой моей фразой Хейно, хотя и был привязан к спинке, как-то все больше оседал на стуле.
— Вы все равно нас потом убьете, — пробормотал он.
— В этом у тебя уверенности быть не может, — сказал я. — А вот если будешь молчать, могу тебя уверить.
Я в такие моменты играю в достаточно вежливую ледяную прагматичность наемного убийцы. Не знаю, насколько я убедителен в этой роли.
— Можно, я задам один вопрос? — попросил меня Лешка. — Я, пока не пойму, не смогу сосредоточиться на главном.
Я кивнул.
— Как вам пришло в голову прятаться здесь? В доме женщины, которую вы убили?
— Я никого не убивал! — крикнул Хейно.
— Это мы сейчас и будем выяснять, — угрожающе успокоил его Лешка, если так можно выразиться, но именно таким тоном он это и произнес. — Но я еще про дом не понял. Что, во всей Эстонии для вас не нашлось лучшего убежища, чем опечатанный полицией дом жертвы?
Хейно помрачнел.
— Ну? — поторопил его Кудинов.
— Нам так сказали, — нехотя выдавил из себя парень. — Не скажу кто. Тогда нам всем точно крышка.
Мы с Лешкой переглянулись.
— Полиция, — сказал я. Потом вспомнил уверенность Августа, что преступников ищут, его самого, подумал, что обобщение здесь было бы несправедливым, и уточнил: — Кто-то из полиции, кто это дело ведет.
А про себя еще подумал, что Анна не совсем была не права, когда не захотела обращаться к властям при появлении первых мышей.
— Да? Это так? — неумолимо спросил Лешка, дернув стул с привязанным к нему Бейсболистом.
Тот насупился еще больше.
— Оставь его, и так все понятно, — сказал я. — Сказали запастись продуктами на неделю, сидеть тихо, свет не зажигать. Кто-то, от кого зависит, чтобы полиция здесь не появлялась неделю, пока их ищут по всей стране. Ну, кроме этого дома, где прятаться могли бы только психи.
Парень мрачнел с каждым произнесенным мною словом.
— Ну, давай начинай, — повернулся я к нему.