А тогда, значит, точно подстава. А раз подстава, то нечего и размышлять, нечего и мучиться. Мало ли какие бомбы, в том числе секс-, припасены в арсеналах наших противников.
Я вытащил свой американский телефон и послал вызов на мобильный Джессики. Телефон зазвонил, но вызов она не принимала. Значит, еще не в самолете, просто отошла куда-то.
Я вспомнил, что должен позвонить Николаю, чтобы наплести ему по поводу Италии. Но набирать его со своего телефона, даже французского, мне уже не хотелось. С помощью очень простой аппаратуры можно тут же определить, откуда ты звонишь. Лучше сделать это из автомата. Я повесил на плечо сумку и вышел в коридор.
Нет, ну правда! Надо было такому случиться! Да еще со мной. И в моем положении. Час назад я был свободным человеком. А теперь жду лифта и думаю: «Вдруг она тоже едет в нем?» Выхожу в холл и кручу головой: ее здесь нет? Нет, нет! Отдавай ключ и иди себе, куда шел. Не надо искать знаков судьбы.
«Я просто хочу сказать, что если бы Лиз была подставой, совершенно случайно она оказалась бы сейчас в холле», — возразил я себе.
В ближайшей табачной лавке я купил телефонную карточку и тут же, с улицы, позвонил Николаю.
— Это я, — сказал я по-французски, когда он снял трубку. И добавил, чтобы он не дергался. — Я звоню из автомата.
— Нам надо встретиться! Быстро, очень быстро!
Николай явно нервничал: его достаточно приблизительный французский стал еще более приблизительным.
— Я не могу, — отрезал я, не вдаваясь в объяснения. — Мне срочно понадобилось уехать по делам в Италию.
— А твоя семья?
— Она уже здесь. Мы летим все вместе.
— Я приеду в аэропорт!
Николай даже не отдавал себе отчета, насколько его настойчивость выглядела подозрительной.
— Нет смысла! Мы через десять минут идем на посадку, — соврал я.
— Подожди! Это очень важно для тебя, — не сдавался Николай.
— Прости, ты пропадаешь, — сказал я. — Я тебя почти не слышу. Короче, скажи там, что я буду дома через неделю. Счастливо тебе!
В трубке Николай еще что-то пытался сказать, но я повесил ее на крючок.
Я едва вышел из кабины, как зазвонил мой французский мобильный. Вот пристал! Я дал отбой и отключил телефон.
В хитросплетении переулков пытаться поймать такси было бессмысленно. Можно было выйти на Сен-Жермен, но движение по бульвару одностороннее, и мы вынуждены были бы, так или иначе, проезжать мимо отеля «Клюни». А я слишком хорошо помнил, как мы засекли Штайнера на теплоходике, когда он полагал, что пребывает в полной безопасности. Так что я решил ехать на метро и пошел к набережной по улице Сент-Андре-дез-Ар.
По левой стороне там есть книжная лавка. Я ее хорошо знаю, потому что в этом туристическом квартале она открыта до двух часов ночи, и я часто забредаю в нее перед сном. Перед магазином тротуар расширяется, и днем туда выносят стенды с альбомами репродукций и фотографий, перед которыми всегда застревают прохожие. Вот там-то она и стояла!
Лиз была в том же светлом платье, что и за завтраком, в босоножках на высоком каблуке и с холщовой, но не лишенной элегантности летней сумкой. Она увидела меня, улыбнулась, но мой сосредоточенный вид эту улыбку быстро прогнал. Я подошел к ней, молча взял за руку, и, похоже, она сразу поняла, что будет дальше. Во всяком случае, она не проронила ни слова, пока мы шли к гостинице, пока я брал ключ, пока мы ждали лифта и шли потом по коридору к моему номеру. Она шла рядом и время от времени смотрела на меня сбоку очень серьезно. И я отвечал ей таким же серьезным взглядом.
Я толкнул дверь номера, пропуская Лиз вперед. Она прошла к кровати и села на заброшенное как попало покрывало. Свет я не включал — полоски, пробивающейся из-за плохо задернутых штор, вполне хватало.
Мы изучали друг друга взглядами довольно долго: Лиз сидела, я стоял напротив нее, прислонившись спиной к стене. Если она умела читать по взгляду, она поняла, что я знаю, что она появилась рядом со мной не случайно, но что мне так плохо, что хуже уже быть не может, и наплевать, что будет дальше. Вполне возможно, она и вправду читала мои мысли, потому что мы провели так — она сидела, я стоял — несколько бесконечно долгих минут, не испытывая ни желания заговорить, ни неловкости от молчания. По глазам Лиз я видел, что и в ней происходит внутренняя работа. Как мне казалось, она думала в тот момент, что сейчас должно произойти то, к чему она стремилась, для чего ее сюда послали, но это уже не имело большого значения. То, что должно было произойти, было предрешено, и теперь уже было не важно, в результате каких действий и обстоятельств, чьего коварства и чьего безрассудства мы к этому пришли.
Не знаю, как долго это длилось: может быть, минуту, а, возможно, и четверть часа. Потом Лиз встала и подошла ко мне. Я думал, что она поцелует меня или подставит свои губы для поцелуя. Но она только отстегнула мне верхнюю пуговку на рубашке. Она хотела, чтобы инициативу взял на себя я.
Я опустил руки на ее неожиданно прохладные бедра и повел ими по изгибам ее тела — по талии, бокам, подмышкам, рукам — пока ее платье не оказалось у меня в ладонях. Лиз инстинктивно прикрыла загорелые маленькие груди, но я отвел ее руки и, нагнувшись, целомудренно поцеловал перешеек между ними. На ней были зеленые кружевные, очень легкие трусики, которые она сняла одним движением, прежде чем укрылась в постели и натянула простыню до подбородка.
Я быстро скинул с себя одежду и, отбросив простыню в сторону, вытянулся вдоль ее тела. Я не спешил. Облокотившись о подушку и по-прежнему не отводя взгляда от ее глаз, я провел рукой по ее щеке, по губам, по шее. Чуть стиснул в ладони ее плечо, скользнул пальцем по трогательно выпирающей кости ключицы — мне с самого завтрака хотелось это сделать, обвил нежную округлость груди, не задерживаясь на ней, не дразня. Тело Лиз подрагивало, но она не шевелилась, лежала, как зачарованная. Рука моя спускалась всё дальше по ее бархатной коже, но Лиз перехватила ее.
— Перестань, мне страшно! — прошептала она.
— Страшно? — удивился я.
— Ты делаешь это, как будто в последний раз.
Я перестал.
Не знаю, сколько длились наши объятия, но в них точно было что-то обреченное. Обычно, как и всем мужчинам старше двадцати, мне требуется какое-то время на перезарядку. Однако сейчас Лиз не успела достать свои сигареты, как я набросился на нее снова. После второго раза она пошла в ванную, но стоило мне услышать шум душа, как я настиг ее и там. Лиз принимала меня каждый раз с нежной удивленной радостью, но и с опаской — как человека, который не в себе.
Я и был не в себе. Когда мы разъединились в душе, я соскользнул в ванну и закрыл лицо руками. Всё это было не со мной! Лиз, наклонившись, оторвала мои руки от лица и поцеловала в губы. Это был наш первый поцелуй — то безумие было не в счет.
— Всё наладится! — сказала она.