— Наступление наших войск продолжается. Эта весть, пожалуй, самая радостная для сердца советского человека, сердца партизана. Красная армия идет на запад. Удар за ударом наносит она зарвавшимся гитлеровцам. Только в среднем течении Дона за последние десять дней бойцы Красной армии освободили от оккупантов более восьмисот населенных пунктов…
Пар от дыхания сотен людей клубами поднимается в морозный воздух и тает в нем. Мигают огоньки цигарок. Партизаны вслушиваются в каждое слово молодого командира. Все надо запомнить. Завтра многие из них пойдут в села и расскажут крестьянам о последних событиях на фронте, сообщат, сколько взято пленных, сколько разбито и захвачено немецких танков, орудий, сколько сбито самолетов, какие потери понес враг в живой силе. Народ знает, что победа измеряется не только пройденными километрами.
— Слово за нами, товарищи! — продолжал Рузметов. — Новый год надо отметить новыми ударами. Мы сегодня в штабе бригады рассмотрели и утвердили план тринадцати операций. Есть среди них простые и сложные, большие и малые, трудные и легкие, но все их надо осуществить. Это дело партизанской чести. И крайний срок — завтрашняя ночь…
Рузметов поднял руку с часами к самым глазам и умолк, вглядываясь в светящийся циферблат.
— Ну вот, дорогие друзья, — продолжал он взволнованно, — вот и Новый год… Сейчас, в эту минуту, в Москве кремлевские куранты отбивают двенадцать ударов. Их слышат на Дальнем Востоке, на севере, на юге, в окопах и землянках на фронте, в цехах заводов, в колхозных клубах… Мы с вами не слышим курантов, но они бьют и для нас. Разрешите мне по поручению бюро подпольного окружкома и командования бригады поздравить вас с Новым сорок третьим годом, который приблизит победу и разгром врага… Мы не можем поднять новогодних бокалов по той простой причине, что их нечем наполнить. Так давайте вместо этого прокричим наше победное «ура». Пусть враг слышит и чувствует, что мы готовы к бою. За победу! Ура!
Многоголосый протяжный клич прогремел над поляной подобно грому и раскатился эхом по лесным просторам.
А с утра боевые группы покинули лагерь и вышли на новогодние задания.
Пушистый иней покрыл деревья и строения небольшого поселка, в котором до войны находился стекольный завод. Густой лес вплотную подошел к поселку. Дым из труб курчавыми столбиками поднимается над домами и растворяется в черном небе.
В натопленной большой избе, где размещаются местные полицаи, только что окончили «работу». На столе горит керосиновая лампа. Старший полицай и его ближайший подручный пересчитывают деньги, отобранные у мирных жителей. Предатели довольны — они собрали приличный куш.
Вот уж скоро два года будет, как они безнаказанно творят свое гнусное дело: грабят стариков, издеваются над измученными женщинами, беспощадно расправляются с семьями красноармейцев, партизан.
Но партизаны все знают и все помнят. Рано или поздно для каждого предателя подойдет черед расплаты.
Полицаи оканчивают подсчет денег и укладывают их в стол. На столе появляется литровая бутылка с самогоном и яичница.
— Садись, а то остынет, — приглашает полицай своего начальника и сам первый усаживается к столу.
Начальник следует его примеру. Отломив изрядную краюху хлеба, он подносит ее ко рту.
Но что это? В комнату вваливается поздний, непрошенный гость. От заиндевелого, ободранного и перехваченного в поясе веревкой зипуна валит пар. Брови и ресницы человека опушены снегом.
— Чего тебе надо? — грубо спрашивает старший полицай.
Вошедший робко оглядывается, дует на озябшие руки, кашляет в кулак, постукивает ногой о ногу и молчит.
— Тебя спрашивают, скотина безрогая, что надо?
— Мы из соседней деревни, — тихо говорит посетитель. — Кто тут будет господин старший начальник?
— Не видишь? Я начальник!… С какой бедой тебя черт принес?
— Дело есть к вам… с жалобой мы…
— А кто это мы?
— Как кто? — удивился вошедший. — Мы — я!
— Ну, так и говори, что «я», а не мыкай, — проворчал старший полицай.
— Да нам все одно, что «мы», что «я». Мы люди темные, неграмотные, — не торопясь, возразил посетитель.
Полицай бросил косой взгляд на стол. Яичница остывает. Вновь поднялась досада против незваного гостя.
— Ну, давай выкладывай, что надо, да и убирайся ко всем чертям, — поторопил он вошедшего.
— Мы можем и побыстрей, — ответил тот. — Мы с жалобой к старшему начальнику. Партизаны доняли, господин начальник.
— Что? Партизаны? Какие партизаны? — взволновался полицай.
— Какие? Самые что ни на есть обыкновенные. Вам-то лучше знать, вы ведь оберегать нас поставлены.
— Где? — заорал полицай и вскочил с места. — Где партизаны?
— Известное дело, где. В лесу, — спокойно ответил гость. — Они каждую ночь у нас ночевать повадились.
Полицай окончательно разозлился. Стынет ужин, соблазнительно блестит на столе литровая бутыль. А тут возись с этим оборванцем.
Кривоногий, коренастый, с лоснящимся от жира лицом, полицай подошел вплотную к жалобщику, заложил руки в карманы и, покачиваясь на широко расставленных ногах, строго спросил:
— А кто ты такой будешь, гусь лапчатый?
— Мы-то?
— Да, вы-то.
— Человек, известное дело, — спокойно ответил гость.
— Документ у тебя есть, сукин ты сын?
— А как же! Это можно показать. Потому как без документа все одно, что без рук. — И гость полез вначале в один, затем в другой карман. Не обнаружив там ничего, он задумался и похлопал себя по ляжкам.
— Ну, шевелись, паршивец! — прикрикнул старший полицай и поднес к носу гостя большой красный кулак.
— Мы и то шевелимся, — произнес посетитель и полез за пазуху.
Перед лицом полицая вдруг что-то зловеще сверкнуло.
— На тебе документ! — И выстрел в упор свалил на пол фашистского наймита. — И ты, гадина, не уйдешь! — Еще два выстрела, и второй полицай сполз под стол.
В комнату влетели дед Макуха и партизан Рахматулин.
— Порядок, товарищ командир! — заметил Рахматулин.
— Деньги из стола в мешок, — приказал Бойко. — Оружие забрать.
— Водочку и омлетик тоже, видать, прихватить надо, — осторожно сказал дедушка Макуха, лукаво поглядывая на командира.
Бойко не возражал.
— Ладно, только быстрей! — коротко бросил он.
Литровая бутылка с самогоном провалилась в карман деда. Яичница вместе со сковородкой, обернутые газетой, ладно примостились за пазухой.
— Пошли! — скомандовал Бойко.
— Вот тебе и Новый год! — ухмыляется дедушка Макуха, стараясь не отстать от идущих впереди партизан.