Подпольщики недоумевающе переглянулись, Чернопятов нахмурился, силясь что-то сообразить. Готовцев смотрел на них, не скрывая насмешливой улыбки.
— Это письмо я получил по почте, — он взглянул на конверт, — и в тот же день показал Штауферу.
На конверте были ясно видны печати и даты почтового ведомства.
— Петр Новожилов? — спросил Чернопятов.
— Вот именно, Петр Новожилов, — подтвердил Готовцев, — командир партизанского отряда. А что он был когда-то моим другом, пол-города знает. Три года сряду работали вместе на мебельной: он завстоловой, а я поваром. Я так и сказал Штауферу. Знать, мол, ничего не знаю, получил письмо, а вы уж решайте, как быть. Мое дело маленькое. А объяснять Штауферу, кто такой Новожилов, надобности не было. Эта фамилия ему хорошо известна.
— Выходит, что Новожилов… — начал было Заболотный, но Готовцев не дал ему возможности докончить фразу.
— Ничего не выходит! — отрезал он со свойственной ему напористостью и, обращаясь к Заболотному, добавил: — Это письмо я написал сам и бросил в почтовый ящик через час после того, как ты сказал, что, быть может, приедет гостья. Я знал, что рискую, но другого выхода не было. Штауфер поверил. Да и не мог не поверить. Гостья-то все-таки явилась? Явилась! И я в стороне. Что она там расскажет, это уже не мое дело.
Чернопятов откинулся на спинку стула и пристально смотрел на Готовцева.
— Какой же ты подлец! — тихо произнес он.
— Куда чище! — горько усмехнулся Калюжный. — Не только своих продавал, но и гестаповцам — хозяевам — мозги морочил!
Чернопятов не сводил глаз с Готовцева. Поражало, что в начале беседы предатель дрожал, хныкал, пытался разжалобить, а потом вдруг осмелел, начал рассказывать о своих делах развязно и цинично. Чернопятов записал что-то на листке бумаги и подвинул его Готовцеву.
— Прочти и напиши: «Все со слов моих записано правильно, в перечисленных преступлениях признаю себя виновным».
Вертя карандаш, Готовцев что-то напряженно обдумывал. Его окружали грозные и неумолимые судьи. Они имели чистую совесть, крепкие руки. К предателям такие руки беспощадны. Это он понимал. Его нижняя губа мелко дрожала.
Судьи ждали.
— Ну? — произнес Чернопятов.
Готовцев откинул липкие волосы, издал какой-то рыдающий звук и приготовился писать. Рука вначале не повиновалась ему. Буквы становились дыбом, наскакивали друг на друга. Потом он, видимо, успокоился и обратился к Чернопятову:
— Продиктуйте лучше.
Чернопятов начал диктовать. Готовцев подвинул к себе плошку и… дунул на нее. Язычок пламени сорвался, плошка погасла.
Это было так неожиданно, что в первое мгновение все растерялись.
Тотчас же в кромешной тьме загремел стол, опрокинутый Готовцевым, полетел брошенный им стул. Послышался топот ног, выкрики. Готовцев бросился к дверям, но, получив сильный удар под солнечное сплетение, отскочил в сторону и устремился к окну.
В руке Калюжного вспыхнул ручной фонарь. Луч метнулся в одну сторону, в другую — и остановился на предателе. Бледный, с искаженным злобой лицом, горящими глазами, он прижался всем телом к стене.
— Вот тебе последнее жалованье… Иуда! — раздался глуховатый голос Чернопятова. И грохнул выстрел…
Штауфер явился на работу с опозданием на два часа. Войдя в кабинет, он подошел к стенному календарю, оторвал листок и бросил в корзину.
Было чертовски скверное настроение, приступать к работе не хотелось.
Дело Готовцевой остановилось на мертвой точке. Минули сутки, и не удалось узнать даже ее настоящей фамилии, не говоря уже о том, с каким заданием она здесь появилась, кто ее направил.
Она упорно молчала, а если и говорила, то обязательно дерзости. Побои переносила с какой-то безропотностью и потрясающим спокойствием. Штауфер бросил взгляд на кусок шланга, лежащий на подоконнике. Шутка сказать! От одного удара такой штучкой взвыть можно, а она хоть бы вскрикнула. Какой-то фанатик, а не человек!
— Н-да, — протянул он со вздохом. — Дела идут неважно.
А тут еще история с этой злосчастной машиной курьера. Не успел он, придя ночью домой, улечься в постель, как позвонил военный комендант. Оказывается, он провел дополнительную проверку и установил точно, что спецмашина проследовала через деревню Лопухово и таинственно исчезла между нею и городом. Чудеса! Куда же она могла исчезнуть, спрашивается? Не растворилась же в воздухе? Дико и непостижимо! Ведь ехали шесть человек, вооруженные двумя пулеметами, автоматами, пистолетами, гранатами. Целая боевая единица, способная самостоятельно вести бой! Да, но с кем вести бой? Если бы он случился, то остались бы хоть какие-нибудь следы. А то ведь никаких! И что же теперь делать? Где искать эту машину?
В дверь постучали. Вошел обершарфюрер и, выбросив вперед правую руку, приветствовал шефа:
— Хайль Гитлер!
— Хайль! — рявкнул Штауфер, и это прозвучало так, будто он хотел сказать: «Подите вы к дьяволу!»
Гестаповец подошел поближе к столу и нерешительно кашлянул.
— В чем дело? — с раздражением спросил Штауфер.
Обершарфюрер вобрал в себя воздух, с шумом выпустил его и доложил:
— Минувшей ночью господин Готовцев, под кличкой Филин, покончил жизнь самоубийством…
Короткие брови начальника гестапо медленно поднялись вверх, глаза округлились. Он потихоньку отвалился на спинку кресла и застыл в неподвижной позе с полуоткрытым ртом.
Обершарфюрер растерянно переминался с ноги на ногу и колебался: продолжать или выждать.
Он предпочел последнее и, не мигая, смотрел в ошалелые глаза своего начальника.
— Как покончил? — чуть не шепотом спросил Штауфер после нескольких томительных секунд.
Обершарфюрер, рассудив за это время, что он не является виновником события, несколько приободрился и, имея в виду главным образом «как», ответил:
— Вогнал себе пулю в область сердца из пистолета русского образца модель «Т».
Обершарфюрер на всякий случай сделал шаг назад.
Штауфер схватился руками за край стола, точно собирался сдвинуть его с места, и своим визгливым, бабьим голоском вскрикнул:
— Откуда у него пистолет?!
— Не могу знать, господин гауптштурмфюрер! — последовал быстрый ответ.
— Где это произошло? Когда? Откуда и как вы узнали? — посыпались нервные вопросы.
— Произошло это, как я уже вам доложил, на собственной квартире Готовцева и, по всей видимости, ночью или перед утром. Утром жена Готовцева вернулась домой и нашла его мертвым. Она тотчас же заявила в полицию.
— А где была в это время жена? — спросил Штауфер.