— А дом Наруза Ахмеда знал? — поинтересовался Саттар.
— Нет, про Наруза Ахмеда я тогда ничего не слышал.
— Эге! Кто же это? — и Гребенников резко осадил своего коня.
Все посмотрели направо. Из глубины песков наперерез им неслась группа всадников, примерно с полэскадрона.
Остановились и Саттар с Закиром.
— Это уже не мираж, — с усмешкой проговорил Гребенников. — От такого миража нам может не поздоровиться.
Все трое без всякой команды приготовили винтовки, передернули затворы и стали ждать.
— Стрелять только по команде, — предупредил Саттар и подумал: "Плохо дело. Это, видно, джигиты Наруза Ахмеда. Нас они, конечно, увидели. Но как же мы их прозевали? Придется держать бой. Бежать глупо, да и все равно не уйдешь".
Группа мчалась без строя, и это-то главным образом насторожило Саттара, хотя он и знал, что нередко красные конники, чтобы не спугнуть басмачей и навязать им бой, следуя их же обычаю, передвигаются в песках без строя.
Когда расстояние сократилось, Саттар вдруг поднял винтовку над головой, потряс ею и крикнул:
— Наши! Дивизионцы!
Теперь уже Саттар хорошо разглядел серого коня, на котором сидел уполномоченный особого отдела Шубников.
Всадники сблизились, спешились, повалились на горячий песок и тотчас задымили цигарками.
Шубников улегся рядом с Саттаром и спросил:
— Кого-нибудь встретили в пути?
— Ни души. Ни вчера, ни сегодня. А что?
— Курбаши Мавлан соединился с Нарузом Ахмедом. Они целились на райцентр, но наши их отбросили, и теперь банда уходит в пески. Мы вышли на перехват.
— А особый отряд выступил? — спросил Гребенников.
— Выступил. И доброотрядцы, и краснопалочники. Все выступили. Мы их окружить должны. Завтра, по всем видам, рубиться будем.
Саттар смущенно сдвинул фуражку на глаза. Он понимал, что не вовремя оставил свою часть. Конечно, его личное дело тоже не терпит отлагательства, ведь речь идет о живом человеке, может быть, о жизни Анзират. И тем не менее он чувствовал себя неловко.
Шубников будто разгадал его мысли.
— Как только выручишь свою деву, поручи ее ребятам, а сам скачи ко мне. Понял?
Саттар кивнул.
— Я буду в засаде у Белого Мазара. Знаешь?
Саттар опять кивнул.
— А теперь скачи! Время дорого. И поглядывай хорошенько! Сейчас и на банду напороться не трудно. Их дозоры снуют всюду.
Уполномоченный поднялся с песка, еще раза два затянулся и отдал команду:
— По коням!
Дивизионцы взлетели в седла.
— Счастливо! — крикнул Шубников, трогая своего коня. — Быстрее оборачивайтесь, хлопцы!
Саттар, Гребенников и Закир сели на коней.
Группы тронулись, каждая в свою сторону.
Часа через три солнце спустилось к горизонту. Слева, километрах в десяти, неясно замаячили постройки одинокого кишлака.
— Колхоз имени Буденного, — пояснил Закир. — Хороший будет колхоз. Сейчас к нему воду ведут от канала.
Солнце скрылось за край земли. Небо сделалось багряным, потом тускло-серым.
Всадники понукали коней.
Наконец сиреневые громады гор вплотную надвинулись на степь. Дорога начала сужаться и повернула к ущелью, откуда тянуло холодным воздухом.
— Уртак помкомвзвода! — обратился к Саттару Закир. — Разрешите, я поеду передним. Тут трудная дорога. Очень трудная.
Всадники вытянулись гуськом. Каменистая ступенчатая тропа, прижимаясь к левой стене ущелья, повела на подъем.
— Овринг, — сказал, обернувшись, Закир.
Да, это был овринг — карниз, вырубленный руками человека вдоль отвесных скал. Местами он был выложен камнем, местами — бревнами, кое-где хворостом. По зыбкому, непрочному настилу лошади двигались медленно. Чем выше поднималась тропа, тем осторожнее делался их шаг. Слева высились скалы, справа, по дну ущелья, несся, грохоча и пенясь на камнях, бурный горный поток.
Почти у самого перевала, откуда тропа должна была пойти на снижение, на остром, как кинжал, скалистом пике всадники увидели крупного архара. Он стоял, не шевелясь, точно каменное изваяние, высоко подняв голову, увенчанную массивными рогами.
Карниз становился все уже и уже, и разминуться со встречным всадником здесь не было никакой возможности. Хворостяной настил колыхался под ногами коней. Казалось, что в любую минуту он может рухнуть и увлечь за собой в пропасть людей и животных.
Лошади, похрапывая, жались потными боками к каменной стене.
Когда в небе показались первые звезды, ущелье раздвинулось, горный поток исчез, и тропа незаметно перешла в каменистую дорогу. Она круто повела вниз, в неширокую долину.
Всадники придержали коней. Перед ними, как на рисунке, лежал кишлак. Среди темной зелени садов желтели глиняные домики. Один из них, как и писала Анзират, заметно выделялся. Он стоял посреди сравнительно большой усадьбы, окруженный высокими тополями, напоминавшими своей пирамидальной формой кипарисы.
Да, ничего не скажешь: Нарус Ахмед знал, куда упрятать свою жертву! Здесь Анзират ограждена от любопытных взоров и отрезана от всего мира.
Саттар тронул коня и начал спуск в долину.
Сумерки быстро сгущались. Наплывала звездная прохладная ночь. В кишлаке стояла тишина, и единственная улица его была безлюдна.
У ворот большой усадьбы всадники остановились. Ворота и дувал были настолько высоки, что даже с коня не удавалось заглянуть во двор.
Саттар постучал сапогом в ворота. Залаяла собака. Спустя некоторое время послышался голос:
— Кто там?
— Свои! — ответил Саттар. — Бойцы кавдивизиона.
— Сейчас, сейчас… Возьму ключи…
— Ого! — многозначительно заметил Гребенников. — Ворота на запоре.
— Таким "своим" они как раз и не особенно рады, — усмехнулся Закир. Какие мы им "свои"?…
Пришлось прождать несколько минут, прежде чем загремели ключи и ворота раскрылись.
Гостей встретил взъерошенный и перепуганный "хозяин" усадьбы, садовник Наруза Ахмеда. Приложив руку к сердцу, он рассыпался в приветствиях.
Гости поздоровались, и Саттар спросил:
— Хозяин?
— Да, хозяин.
— Остановимся у тебя на несколько дней.
Садовник угодливо поклонился и предложил Халилову поставить лошадей в конюшню.
— Не стоит, — отклонил предложение Саттар. — Ночью лучше на воздухе, а утром видно будет. Располагайтесь вон там, — и он показал бойцам на угол дувала, где виднелось что-то вроде коновязи. — Коней не бросать, — тихо предупредил Саттар товарищей. — Дежурьте по очереди.