— Так не пойдет, Анзират-ханум. Начинать надо не с этого, — смеясь, говорила она.
И со следующего утра обе женщины начали с того, с чего следует начинать.
Но чем больше завоевывала Людмила Николаевна сердца женской половины дома, тем более настораживался подполковник Халилов. Его не обольщала ни домовитость, ни услужливость новой жилицы. Наоборот, приветливость и непосредственность Людмилы Николаевны казались ему искусственными, нарочитыми. Подполковник рассуждал так; потерпев неудачу в прямой атаке, таинственные охотники за клинком решили сделать обходной маневр и избрали своим орудием эту девицу, поручив ей втереться в доверие семьи. Подполковник был тверд в своих подозрениях, но решил испытать выдержку этой женщины, а заодно получить лишнее доказательство ее вероломства.
Проделал он это в ближайшее воскресенье. Все домашние были в сборе, мирно сидели на веранде и перебирали вишню, готовясь к важному семейному делу — варке варенья. Халилов достал клинок из потайного места, прихватил пузырьки со щелочью и смазкой, кусочки бязи и бинтов и появился со всем этим хозяйством на веранде, чтобы на вольном воздухе заняться чисткой клинка.
Только подошел он к столу, как Людмила Николаевна вскочила с места, подбежала к нему и воскликнула:
— Боже мой! Какая прелесть! Дайте подержать!
Халилов бросил взгляд на жену и тетушку… Ну-с, что они теперь скажут?
— Это ваш? — спросила, между тем, молодая женщина, рассматривая клинок и вытирая руки о фартук.
Халилов утвердительно кивнул.
— Ничего подобного не видела за свою жизнь, — призналась Людмила Николаевна. — Даже не представляла себе, что на свете может существовать такое чудесное оружие. Сколько же на нем украшений! Это, конечно, старинная работа?
— Бесспорно, — подтвердил Халилов, испытующе сверля Людмилу Николаевну глазами.
— Неужели это золото?
— Самое настоящее. А это — рубины, это — эмаль…
— Чудо! Ну-ка, выньте клинок, Саттар Халилович. Я занималась когда-то конным спортом, была ворошиловским стрелком и неплохо владела клинком.
Халилов вытащил клинок из первых ножен и передал его девушке.
— Ну, это бутафория… — разочарованно произнесла она. — Клинком и лозинку не срубишь. Красивая игрушка…
Халилов решил продолжать игру дальше.
— Клинок-то с секретом, — пояснил он. — У него двое ножен. Смотрите!
Надавив пальцем еле заметную пластиночку, Халилов обнажил настоящий клинок.
Людмила Николаевна ахнула:
— Вот это да!
Взяв клинок в руки, она внимательно осмотрела его сверху донизу, полюбовалась головой дракона на рукоятке, несколько раз со свистом прорезала им воздух над головой, согнула кольцом и, вздохнув, вернула подполковнику.
Халилов закончил чистку клинка, унес его, вернулся на веранду, но Людмила Николаевна и не вспомнила больше о "чуде".
"Хитра! Ой, хитра! — посмеивался про себя Халилов. — Но как рыбке ни хитрить, а быть ей на крючке!"
По его расчетам, теперь, когда Людмилу Николаевну подразнили клинком, она приложит все усилия, чтобы обнаружить место, где спрятан клинок. Но он еще поглубже укрыл его в круглой печи в своей комнате.
Случилось это днем, в отсутствие подполковника Халилова. Анзират, тетушка Саодат и Людмила Николаевна занимались во дворе домашними делами; тетушка мыла посуду, а Анзират и Люда вытирали ее и уносили через кухню в дом. Когда они вернулись, тетушка сказала племяннице:
— Доченька! Тебя тут спрашивал какой-то толстяк.
— Меня? — удивилась Анзират. — Кто же это?
— Не знаю. Я провела его на веранду.
Анзират поправила волосы и пошла в дом. На веранде у порога в комнату она увидела толстого старика с куцей белой бородкой, с посохом в руке. Голову его украшала безупречно чистая и пышная чалма.
Что-то далекое, знакомое почудилось Анзират, когда она встретилась взглядом с маленькими мутноватыми глазами гостя. Он учтиво поклонился хозяйке и приветствовал ее:
— Салям алейкум! Мир, покой и благословение твоему дому!
— Алейкум салям, — ответила Анзират. — Что вам надо, уважаемый?
Старик нахмурился и с неудовольствием в голосе проговорил:
— Не особенно приветливо ты, женщина, встречаешь старого человека, да еще знакомого.
"Где же я видела его? — старалась припомнить Анзират. — Глаза, голос кого-то напоминают".
— Чем же неприветливо? — удивилась она. — Вы ко мне?
Брови старика сдвинулись над переносицей, в глазах блеснул огонек. Какой позор! Он, старый Икрам-ходжа, стоит перед этой грешницей, а она даже не предложит войти в дом и сесть!
— Мои седины заслуживают большего гостеприимства, — медленно произнес он, сдерживая раздражение. — Владыка жизни запрещает нам попирать обычаи наших предков. Я не привык, чтобы меня так встречали.
"Он прав. Я, кажется, отучилась от вежливости", — спохватилась Анзират и сказала:
— Заходите в дом, уважаемый эта. Прошу…
Она пропустила старика в столовую и прошла вслед за ним. Гость, видимо утомленный ходьбой, тяжело дышал и отдувался. Он оглядел просторную комнату, потыкал своим посохом в ворсистый ковер на полу и заметил:
— Летом ковры надо на солнышке просушивать, иначе в них заведется моль.
Анзират хотела рассердиться, но сдержала себя и сказала:
— У каждой вещи есть свой хозяин.
— Да, конечно, — согласился Икрам-ходжа. — Хозяин лучше знает, что и когда надо делать, но долг старого человека — подсказать.
— Благодарю, — кивнула Анзират, по-прежнему силясь вспомнить, где же она видела этого человека.
Икрам-ходжа важной походкой прошелся по комнате, подошел к дивану, отдуваясь, уселся и поставил посох между ног.
Анзират напомнила:
— Я вас слушаю, почтенный.
Но старик не торопился. Поспешность — не в его правилах. Кроме того, он отлично знал, что муж Анзират только что покинул дом и вернется не скоро. Плотно сомкнув дрожащие веки, он беззвучно шевелил своими толстыми губами. Он отдыхал.
— Моя жизнь на исходе, — наконец произнес он после долгой паузы. Меня уже не обольщают земные радости, я свое прожил и готовлюсь к переходу в лучший мир. Скоро аллах, — он воздел руки к потолку, — призовет меня к себе. Но у меня есть сын, взрослый сын, о котором я обязан побеспокоиться. За него я и пришел похлопотать. На днях он приедет в Токанд.
И тут Анзират вдруг озарило: она вспомнила, кто этот старик. Она вспомнила годы войны, Бухару, госпиталь. Да это же Икрам Ашералиев, бывший заведующий госпитальным складом. Сколько она — сестра-хозяйка — цапалась с ним из-за мыла для стирки белья, из-за посуды, занавесок и прочего. Конечно, это он, зловредный и скупой старикашка. Но почему он оказался в Токанде? И что ему нужно? О каком сыне он толкует?