Войска Шателера осадили Турин, где пребывал генерал Фиорелла с 3,5-тысячным гарнизонным войском. На предложение сдать город Фиорелла ответил отказом. Из Турина, когда осада цитадели была ещё в разгаре, Суворов писал А.К. Разумовскому: «Моя система, иначе — или 30-летняя война, или Кампоформидо, хуже её, с юным Бонапартом. Сею мог бы нам открыться наипозже, в будущую кампанию, Париж. Адда — Рубикон. Мы её перешли на грудях неприятеля при Кассано… слабейшею колонною разбили его армию, что отворила нам путь в Милан… Пора помышлять о зюйдовой черте. Недорубленный лес опять вырастает. Выгрузившийся при Сестрии неприятель пошёл на воздух; место того тамо вгружал багажи для отправления в Геную, куда, видно. Макдональ и Монтришард… намерены прогуляться; откроет время». Попытки предугадать планы противника не всегда оказывались удачными. Французы умело маскировали передвижения войск и распространяли лживые слухи. Суворов раздумывал, как отрезать французов от Франции, надеясь на союзников и флот.
15 мая Суворов передаст Розенбергу диспозицию к взятию Турина, к осаде и штурму Туринской крепости: «Город Турин ещё не сдался, и оной должно к тому принудить». Были устроены батареи, Суворов готовился к штурму. Императору Павлу Суворов напишет: «15 мая в 3 часа пополудни даровал нам всемогущий Бог город Турин!» В Турине Суворова встретили ещё более восторженно, чем в Милане. В городских стычках французы потеряли до 1000 убитыми, ранеными и больными. Фиорелла из цитадели начал бомбардировку города, наказывая таким образом горожан за измену интересам пьемонтской армии. Пальба по безвинным обывателям прогневила Суворова, который ультиматумом добился прекращения огня (иначе Суворов грозился поставить под обстрел пленных французов). И сам не открыл огонь по цитадели, жалея город. За такое великодушие городское начальство благодарило Суворова в специальной грамоте. Тем временем войска союзников взяли Александрию и, наконец, овладели миланской цитаделью.
Осадных орудий не хватало. А идти на приступы без сильного артиллерийского огня Суворов не привык. Силы союзников, вопреки аланам Суворова, были раздроблены осадами крепостей, на которых настаивала Вена.
Генерал Фиорелла, уже поразивший Турин отчаянной яростью, оказался упорным противником, готовым к долгому и изнурительному сопротивлению — настоящий пассионарный революционный военачальник. Осаду он выдерживал с героической стойкостью. Покидая Турин для встречи с армией Макдональда, Суворов оставил в городе корпус генерала Кейма (38 000 человек). Серьёзные осадные работы начались 28 мая. Город был настроен против гарнизона Фиореллы. Но только во время важнейшего сражения при Треббии, 9 июня, Суворов получит весть о капитуляции Туринской цитадели. Дело было так. Во время форсированного, ошеломительного марша навстречу армии Макдональда, второго июня Суворов, как всегда в кульминационные дни, желая ускорить события, начертал две записки. Первую — уже прощённому генералу А.Г. Розенбергу: «Новейшие известия. Французы как пчёлы и почти из всех мест роятся к Мантуе… Нам надлежит на них спешить. Где это вас застанет, отдохнувши сколько надлежит, поспешайте к нам в соединение. Мы скоро подымемся. Они сильны. С нами Бог!» Вторую — австрийскому генералу Кейму, осаждавшему Туринскую крепость: «Любезный мой генерал Кейм! Я отправляюсь в Пиаченцу: иду разбить Макдональда. Возьмите скорее цитадель Туринскую, чтоб я не пел благодарственного молебна прежде вас». Истинно суворовская записка, в которой уверенность в победе сочетается с быстрым яростным натиском. Старик Кейм, наверное, был немало удивлён темпераментом не менее старого фельдмаршала, который так и выпрыгивал из записки — такой непривычной для австрийского военного обихода. И Кейм принялся засучив рукава исполнять приказ странного русского командующего. Заработала союзная артиллерия. Не выдержав бомбардировки, несгибаемый Фиорелла сдался, не дожидаясь жестокого штурма.
Получив рапорт от Кейма, Суворов напишет императору весьма подробный рапорт: «…началось сильное бомбардирование из 117 пушек на Туринской цитадель под дирекциею искусного инженера российского полковника Гартинга. Сие бомбардирование нам учинило великий вред в подорвании многих с вещами там магазеинов и одного порохового погреба. Сие принудило гарнизон поспешить к сдаче. По капитуляции на рассвете 9-го июня Фиорелла и другой генерал, Ланс, вышли с 2790 человеками, и генерал Кейм, командующий в Турине, ввёл вместо их. Нижние чины на размен препровождены к бывшим французским постам, генералы и офицеры на размен же, но остались в плену нашем в ручительстве за прочих. С нашей стороны при осаде убито 20, ранено 29 человек, в числе последних легко сам Гартинг». В Вене взятие цитадели было воспринято с большим воодушевлением, чем куда более выдающиеся победы при Тидоне и Треббии. Генерал Конрад Кейм (1731–1801) заслужил уважение Суворова: он был лишь на год моложе русского фельдмаршала, и принимал участие в походе в чине фельдмаршал-лейтенанта. Когда при Суворове кто-то из австрийских аристократов свысока отозвался о низком происхождении Кейма, граф Рымникский резко сказал, что готов именоваться кузеном смелого генерала, овладевшего Туринской цитаделью.
Исполняя приказ императора Павла, Суворов предупреждал австрийские поползновения на Сардинию. Россия аккуратно следовала идее восстановления Сардинского королевства, и Суворов с воодушевлением способствовал этой монархической стратегии. Суворов начал формировать войска Сардинского королевства. Под патронажем русской армии вооружались итальянские ополченцы — «милиционеры». В короткий срок удалось завербовать и вооружить 26 000 таких милиционеров.
Уже на этом — раннем — этапе кампании проявилась ещё одна претензия русских к австрийцам: цесарцы скверно организовали снабжение армии, а это входило в их обязанности. Продовольствие подвозили с опозданиями, что порой вынуждало русских к нежелательному давлению на местное население. Генерал Багратион, измотанный ожиданием продовольствия, однажды приказал силой овладеть чужими подводами: его солдаты несколько дней не получали горячей пищи. Суворов в таких случаях не скрывал негодования.
Новичка кампании, командира Тирольской армии Бельгарда, Суворов проинструктировал в своём духе: «Спешите, ваше сиятельство. Деньги дороги, жизнь человеческая ещё дороже, а время дороже всего». Бельгард с недовольством воспринимал поучения, но волей-неволей проникался манерой Суворова.
Суворовская демонстративная уверенность в победе вызывала у австрийцев то восторг, то ужас. Некоторые фразы из приказов тех дней стали легендарными: «Неприятельскую армию взять в полон». Это из приказа по казачьим полкам перед Тидоной, от 4 июня: «Взять неприятельскую армию в полон. Влиять твёрдо в армию, что их 27 000, из коих только 7000 французов, а протчие всякой сброд реквизионеров. Казаки колить будут; но жестоко бы слушали, когда французы кричать будут «пардон» или бить шамад. Казакам самим в атаке кричать «балезарм, пардон, жете-лезарм», и сим пользуясь, кавалерию жестоко рубить и на батареи быстро пускаться, что особливо внушить. Казакам, коим удобно испортить на реке Таро мост, и тем зачать отчаяние. С пленными быть милосерду, при ударах делать большой крик и крепко бить в барабан, музыке играть где случится, но особливо в погоне, когда кавалерия будет колоть и рубить, чтобы слышно было своим. Их генералов, особливо казаки и протчие примечают по кучкам, около их кричать пардон, а ежели не сдаются — убивать». И попробуй ослушайся.