Служба свела главного инженера страны и с главным антисоветчиком. А.И. Солженицын записал на одной из хрущевских встреч с интеллигенцией: «…И в какой-то особой удрученно-ослиной позе, не разделяя этого сборища и не касаясь его, сидел Косыгин. Глава правительства – сам был здесь раб безысходный, комический, хотя ждали его дела поважнее… Косыгин сидит, все так же уныло ссунувшись плечьми между рук, показывая, что он тут ни при чем, не участвует, такой глупостью он не стал бы заниматься».
Пройдут годы, Косыгин прочитает «Пир победителей». Пьеса возмутит Алексея Николаевича: такой клеветы на самое святое, на Победу, он не мог снести. Наконец в 1973 году на стол Председателя Совета министров СССР легли увесистые тома «Архипелага ГУЛАГ». И снова – жестокие строки о Великой Отечественной, прославление власовцев и бандеровцев… Великий педант Косыгин с ужасом вчитывался в солженицынскую цифирь: как ловко этот талантливый писатель подменяет документ своей пылкой фантазией! На заседании Политбюро, посвященном солженицынскому вопросу, Косыгин был настроен решительнее всех. Он уже видел в писателе врага, который готов без сожаления разрушить все то, что страна выстрадала и построила за шесть советских десятилетий: «Несколько лет Солженицын пытается хозяйничать в умах нашего народа. Мы его как-то боимся трогать, а между тем все наши действия в отношении Солженицына народ приветствовал бы. Если говорить об общественном мнении, которое создастся за рубежом, то нам надо рассуждать так: где будет меньше вреда – или мы его разоблачим, осудим и посадим, или мы будем ждать еще несколько месяцев, потом выселим в другую страну. Я думаю, что для нас будет меньше издержки, если мы поступим сейчас в отношении его решительно и осудим по советским законам. Очевидно, статьи о Солженицыне в газетах надо дать, но серьезные. Солженицын куплен буржуазными компаниями, агентствами и работает на них. Книга Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» – это махровое антисоветское произведение. Я беседовал с тов. Андроповым по этому вопросу. Конечно, капиталистические страны Солженицына не примут. Я за то, чтобы попытаться тов. Андропову прозондировать в капиталистических странах вопрос, какая из них может его принять. Но, с другой стороны, нам нечего бояться применить к Солженицыну суровые меры советского правосудия. Возьмите вы Англию. Там уничтожают сотни людей. Или Чили – то же самое. Нужно провести суд над Солженицыным и рассказать о нем, а отбывать наказание его можно сослать в Верхоянск, туда никто не поедет из зарубежных корреспондентов: там очень холодно. Скрывать от народа нам нельзя. Статьи в газетах надо поместить». Столкнулись два максималиста, два патриота России. Один – писатель с амбициями идеолога, сторонник патриархальной Руси, ослепленный ненавистью к советской системе. Другой – администратор, созидатель, видящий свою страну передовой и модернизированной. Им не приходилось ждать друг от друга пощады. Косыгин защищал свой выбор семнадцатого года, защищал память миллионов павших за советскую Родину в священной войне, о которой Солженицын писал с неприятным презрением. Сможет ли история рассудить двух талантливых и трудолюбивых людей – администратора и писателя? Сегодня мы не видим конца этому спору. Но ясно, что созидателю – Косыгину – было что защищать от Солженицына. Это никчемным мечтателям вольно, отшатываясь от «ужасов сталинизма», уничтожать систему, страну.
Интересно рассказал о Косыгине инженер Ф. Вергасов: «Собеседник после самого короткого общения с ним отходил в сторону с каким-то необыкновенным просветленным выражением лица. Я это наблюдал и не переставал удивляться. Это не зависело от контекста и логики беседы, от полярности (положительный или отрицательный) ответа Косыгина. Собеседник получал урок правды, настоящей выстраданной правды. Такой урок правды, например, есть в фильме «Летят журавли», крутой разговор дяди-хирурга со своим племянником-музыкантом. Я думаю, что ради этого разговора и был поставлен фильм. Он тому почти кричал в лицо: для того чтобы ты тут играл, кто-то из твоих сверстников должен идти на фронт, погибать, терять руки, ноги! Такая правда есть во многих песнях Владимира Высоцкого, в его Жеглове из всенародно любимого фильма «Место встречи изменить нельзя». Безусловно, сказывался авторитет Косыгина. Но главным все же была сила его внутренней убежденности в своей правоте. Чтобы убеждать других, надо сначала быть самому убежденным. Интеллект Косыгина в актах общения проявлялся открыто и как бы доверительно, сильно, мощно, но не громко. Косыгин собеседника не подавлял. Он как бы приглашал на свой уровень общения и пытался помочь собеседнику подняться на этот уровень».
Косыгин по-суворовски относился ко времени. Время становится другом и помощником для решительных, быстрых. Те, кто бывал у Косыгина с докладом, знают его присказку: «Ты мне не говори, что есть. Ты мне скажи, что будет». Он жил в будущем, просчитывал следствие каждого поступка, считал на много ходов вперед. О тех министрах и директорах, которые шагу не могли сделать без консультаций с расторопным заместителем, Косыгин презрительно говаривал: «Этот без костыля ходить не может!». Сам Алексей Николаевич был в курсе тенденций зарубежного делового мира. Языков он не знал, но постоянно заказывал переводы авторитетных зарубежных источников.
Косыгин работал бескорыстно, был неисправимо неподкупен. Даже от подарков в виде редких в сороковые годы авторучек он с гневом отказывался. Не случайно именно Косыгину в послевоенное время Сталин поручил ревизию слишком роскошного (по нынешним меркам, разумеется, просто монашеского) снабжения членов Политбюро. Самые невинные попытки подкупа вызывали приступы ярости у этого всегда сдержанного человека. Однажды, войдя в свой кабинет, он заметил на рабочем столе новый письменный прибор – роскошный, точно из дворца какого-нибудь шейха или султана. Косыгину доложили, что эту роскошь прислал в подарок ответственный работник NN, руководитель одного из южных регионов страны. Подарок был возвращен дарителю со строгим выговором. В другой раз влиятельный министр, ходивший в фаворитах у генерального секретаря, попытался вручить Алексею Николаевичу ключи от «Мерседеса». И этому временщику пришлось покинуть кабинет Косыгина чуть ли не в слезах, с понурой головой…
Вмешательство партийных лидеров и руководства спецслужб в экономическую сферу вызывали сдержанное раздражение Косыгина. Он мрачно одергивал их на заседаниях Политбюро.
Не раз ему приходилось перекраивать планы из-за неожиданной «братской помощи», на которую были так щедры Брежнев и не экономивший на идеологии Суслов. Глава правительства должен был время от времени показывать конкурентам со Старой площади, кто в доме хозяин. В воспоминаниях М.С. Горбачева «Жизнь и реформы» есть любопытный эпизод. Будущий Президент СССР был в 1979 году самым молодым секретарем ЦК и отвечал за сельское хозяйство. Косыгин устроил ему выволочку прямо на банкете: тогда чествовали космонавтов Рюмина и Ляхова, совершивших рекордный 175-суточный полет. Горбачев требовал дополнительных поставок техники для уборки зерновых. Косыгин демонстративно обратился к Брежневу и Горбачеву, нарушая благостный тон праздничного вечера: «Вот тут нам, членам Политбюро, разослали записку сельхозотдела. Горбачев подписал. Он и его отдел пошли на поводу у местнических настроений, а у нас нет больше валюты закупать зерно. Надо не либеральничать, а предъявить более жесткий спрос и выполнить план заготовок». Подобные выволочки не обходятся без последствий в стиле «схватки бульдогов под ковром». Однажды в кругу близких сотрудников Косыгин бросит: «Эх, погубят меня эти украинцы…», имея в виду Тихонова, Кириленко, Щербицкого… Был у Косыгина любимец среди солистов Большого театра – тенор Владислав Пьявко, которого он приметил чуть ли не с самого дебюта. Каждый раз, если Косыгин бывал на концерте, он просил Пьявко исполнить «Песню Леньки» из оперы Хренникова «В бурю». А нравилась она ему из-за строк, слушая которые, всегда серьезный Предсовмина не сдерживал улыбки: