В душе опять вспыхнули огоньки злобы.
Разные мысли копошились в его хмельной голове:
"Что такое тайна? - спрашивал он себя. - Тайна - это, конечно, большое дело. По крайней мере, до последних дней она была большим делом, и я ее свято хранил. Да! От нее зависела и моя жизнь, и мое благополучие. Только один Гарри знал, что я делаю и что буду делать. А что такое тайна сейчас, здесь, в такой обстановке? Ничто. Что изменится от того, что Шараборин узнает сейчас то, что знаю я? Ничего. Абсолютно ничего. Я завтра уже буду в воздухе. Шараборин только на сутки узнает то, что ему не надо знать, но зато он поверит мне и доведет меня до Кривого озера. А там... там я знаю, как мне поступить. Нет, он не попадет в руки майора. Это не нужно. Майор заставит его говорить, и Шараборин выболтает все. Он ведь трус, последний трус. Он выболтает про Гарри, а с Гарри мне, возможно, еще придется встречаться. Нет, Шараборин не попадет к майору, а если и попадет, то уже ничего не скажет. Хм... конечно, можно наврать ему сейчас что угодно. Но поверит ли в это вранье Шараборин? Он не так глуп. Он не поверит. Он плюнет и уйдет, и останусь я здесь наедине со своей тайной. И два пути останутся передо мной: или быть настигнутым майором, или издохнуть здесь в этой проклятой тайге. Я не выберусь из этой чащобы сам, даже если Шараборин расскажет, как идти. А если я выберусь и найду Кривое озеро, то приду поздно. И что толку тогда? Кому нужна будет моя тайна?"
Шараборин долго молчал, глядя на Оросутцева суженными глазами и потом опять сказал:
- Бери меня с собой. Согласен, но скажи, какое большое дело дал тебе Гарри? Если ты друг - скажи правду.
Со стороны Шараборина это был продуманный заранее, взвешенный ход.
И Оросутцев решился.
- Видишь вот это? - он выпростал из-под кухлянки футляр с фотоаппаратом. - Видишь?
Шараборин кивнул головой.
- Вот в нем все и дело. Я заснял план инженера Кочнева, и за этим планом прилетит самолет. Из-за этого плана я убил Кочнева...
- Самолет прилетит, план возьмет, нас оставит, - возразил Шараборин.
- Балда ты, - в сердцах выпалил Оросутцев, возмущаясь тем, что Шараборин и этому не верит. - Пленка не проявлена, и аппарат мы отдадим тогда, когда будем на той стороне.
Если бы Оросутцев не вспылил и не обозвал Шараборина балдой, тот бы еще сомневался, а теперь, зная характер своего старшего сообщника, он изменил первоначальное мнение.
Шараборин смотрел пристально на Оросутцева, ожидая дальнейших откровенностей. Он верил и не верил своим ушам. Никогда Оросутцев не посвящал его в подробности своих дел и поступков.
"А может и правду сказал? - успокаивал себя Шараборин. - Дорожит он фотоаппаратом. Это я сразу подметил".
- И Гарри предупредил меня, - снова заговорил Оросутцев, - чтобы я в трудный момент ничего не скрывал от тебя. Он так и писал на твоей башке. Значит он доверяет тебе.
- Почему, однако, ты загодя не сказал? - поинтересовался Шараборин.
- Потому, что ты трус, паникер, окаянная душа! - грубо отрезал Оросутцев. - Расскажи тебе все раньше, ты бы со страху давно убежал.
И этому поверил Шараборин. Такая манера говорить была свойственна Оросутцеву.
Шараборин сидел по-прежнему на собственных ногах, в неподвижной позе, и только глаза его поблескивали при свете огня.
- А ты крепко веришь, что самолет прилетит? - все-таки спросил он.
Хмель опять ударил в голову Оросутцева, земля вдруг заняла место неба, но он встряхнулся и продолжал:
- Они больше нас с тобой в этом заинтересованы. Чудак! За этим планом они чуть ли не год гонялись. Да они готовы не один, а дюжину самолетов прислать.
- Значит веришь? - повторил вопрос Шараборий.
- Э-э... за этот план они хорошие денежки выложат.
- А когда прилетит самолет? - уточнял Шараборин.
- Прилетит обязательно, черт его не возьмет. Прилетит и никуда не денется. Все учтено, все предусмотрено. Я тоже не дурак, я отдам аппарат, когда твердо стану ногой на той стороне. А иначе шиш...
Оросутцев отвечал уже невпопад, повторялся, речь его стала неровной, мысли убегали, он выхватывал их клочками.
- В какое время прилетит самолет? - упорно твердил свое Шараборин.
- Я же сказал. Ну? Будем ждать его с двенадцати ночи до двух. Разожжем пять костров конвертом. Вот так... - Оросутцев хотел начертить пальцем на снегу расположение костров, но упал на бок и выругался. Поднявшись, он рассмеялся. - Разожжем и встретим... И мое дело в шляпе... - и спохватился. - И твое дело тоже. Улетим, и шабаш. Довольно. Свое мы сделали. Мы и там еще пригодимся. Такими, как я, не бросаются, жирно больно. И буду жить, как душа пожелает. Надо только не опоздать...
- Не опоздаем, - заверил Шараборин.
- Спирт еще есть?
- Нет, - ответил Шараборин.
- Ладно, черт с ним... Не проспать бы только... Будем мы с тобой скоро как вольные птицы. Чихать мне на все.
- Однако, не проспим? - заметил Шараборин, думая о чем-то своем.
- А старика ты здорово чикнул, - продолжал Оросутцев, укладывая неловкими движениями недалеко от костра хвойные ветви. - Молодец, если бы майора так чикнуть...
- Майор не спит, видать, - оглянувшись, произнес Шараборин. - Он бежит по следу.
- Не бойся! - укладываясь спать и подсовывая под себя ружье, сказал Оросутцев. - У нас всегда два выхода: или живыми остаться, или на одной веревке болтаться. А в общем, ничего не будет до самой смерти. Ложись.
Шараборина передернуло. Он сделал головой такое движение, будто хотел освободиться от захлестывающей его горло петли, и подбросил в огонь большое полугнилое полено.
"Пусть тлеет помаленьку", - решил он и тоже прилег на другой стороне костра.
Каждый из них тешил себя мыслью, что надул другого. Вскоре в тишину ночи вошел храп Оросутцева. Он храпел так сильно, что казалось, человек или задыхается, или захлебывается.
Сообщников разделял постепенно потухающий костер. Оросутцев спал крепким, скорее тяжелым сном охмелевшего человека и не чувствовал никакого холода, а Шараборин не спал.
Он лежал с открытыми глазами, на боку, подобрав колени, и смотрел на огонь, который то совсем потухал, то, вдруг, находил себе новую пищу и ярко вспыхивал.
Гнилое полено тлело, чадило, и удушливый дым относило в сторону Оросутцева.
Шараборин не мог спать. Мысли давили его мозг. Уж сколько времени он не мог обрести душевного покоя! Сколько времени он с тревогой пытался проникнуть мыслями в будущее и найти ответ на вопрос, что его поджидает! Пытался и не находил. И вот сегодня он лежит и не знает, что произойдет с ним завтра. Не верит он Оросутцеву. Не такой человек Оросутцев, чтобы сказать правду и оказать помощь другому. Да и он, Шараборин, не такой человек, чтобы принять ложь за правду. Да, он верит в то, что Оросутцев убил инженера и переснял какой-то важный план. Ничего в этом удивительного и невозможного нет. И не вызывает у него сомнений и то, что этот план надо обязательно к завтрашнему дню доставить к Кривому озеру, куда прилетит самолет. И что за план дадут большое вознаграждение, тоже правда. И что самолет прихватит Оросутцева - тоже верно. Но вот в то, что Оросутцев готов прихватить с собой на ту сторону его, в это Шараборин никак не мог поверить. Нет, нет и нет. Зачем Оросутцеву делить с кем-то свою славу и деньги? Зачем ему нужен Шараборин? Какой дурак пожелает себе живого свидетеля, который может где-нибудь и когда-нибудь сказать что-то лишнее? Да и на что, кому нужен Шараборин на той стороне?