- О-о-о! - воскликнул Шараборин, испугав оленя и заставив его вздрогнуть. И сам испугался своего голоса, показавшегося ему чужим. Он уже проснулся, но не мог еще освободиться от какой-то истомы, заволакивавшей его мозг. Перед ним еще стоял страшный образ, навеянный сновидением.
А когда Шараборин окончательно пришел в себя, он почувствовал, что руки его костенеют от холода, на ногах же его лежал олень, и они так замлели, будто отмерли.
Шараборин выпростал ноги и сразу сообразил, что если бы они каким-то чудом не попали под оленя, то он бы их уже не имел. Мороз сделал бы свое дело.
Шараборин прислушался. Стояла глубокая тишина.
- Пурги нет. Неужели я так долго спал? - он сделал движение и только теперь ощутил, что замерзли не только руки, но и все тело.
Он перевалился с правого бока на живот, уперся в землю руками и ногами и стал спиной рушить снежную кровлю. Без особых усилий он разворотил спасшую его от смерти берлогу и поднялся. Вслед за ним поднялся и олень.
Шараборин толкнул оленя, и тот, выпрыгнув из берлоги, отошел в сторонку и отряхнулся.
- А время, время?.. - спохватился Шараборин и, чиркнув спичку, посмотрел на часы. Стрелка перевалила за двенадцать. - Сколько же я спал? Дурак. Вот дурак!
По звездному черному небу низко-низко мчались разметанные ветром облака. Снег уже не шел. Ветер улегся и был почти неощутим.
Шараборин стал прыгать на месте, чтобы согреться, хлопал по телу руками и тут вспомнил, что пора разводить костер, а берестяной коры он так и не достал.
- Однако, сбегаю за корой, - сказал он, высвобождая лыжи и закрепляя их на ногах. - И оленя возьму. Навалю на него побольше. И хворосту прихвачу еще. А то ведь долго придется костры палить.
Шараборин оглянулся и увидел оленя метрах в двадцати, бегущего на запад.
- Тохто! Тохто!!! - крикнул Шараборин, но олень даже не остановился.
Шараборин стал звать оленя поласковее, но и это не помогло.
Тогда он бросился вслед оленю на лыжах. Но разве можно догнать оленя, который уже не хочет больше служить человеку!
Подпустив к себе Шараборина совсем близко, олень остановился, поднял голову, увенчанную рогами, всхрапнул, пригнулся и крупными прыжками стал удаляться.
Шараборин остановился и, налитый злобой, следил за ним глазами.
А когда олень скрылся, он выругался и погрозил ему кулаком.
- Ушел... Совсем ушел... Пошел корм искать, сволочь... - процедил сквозь зубы Шараборин и, повернув назад, бросился к тайге. Возвратился он с большой охапкой сухой березовой коры и, проверив время, начал быстро раскладывать хворост на пять кучек конвертом.
А время подходило к часу ночи.
- А что если самолет уже прилетал? - подкралась страшная мысль, от которой стало не по себе и похолодело под сердцем. - Прилетал, а я спал и ничего не слышал. Страшно...
Размышляя так, Шараборин выложил пять костров, наломал березовую кору и подсунул ее под поленья каждого костра. Потом вздул огонь, и тот змейкой взвился сначала на одной, затем на другой и, наконец, на всех пяти кучках.
Шараборин забегал, засуетился, подправляя костры, и, наконец, остановившись около центрального, задрал голову в небо. Оно уже совсем очистилось от облаков, но на нем нельзя было увидеть ничего, кроме звезд. Они дрожали, перемигивались и будто дразнили Шараборина.
"Не прилетит, не прилетит..." - как бы твердили все они в один голос.
Шараборин, протянул руки к огню, напряженно, до звона в ушах, вслушиваясь в тишину. А томительная тишина, завладевшая природой, ничего не обещала.
- Если самолета долго не будет, не хватит сушняка, - подумал он с огорчением, но идти в лес не решился.
Бежали секунды, минуты. Шараборин то и дело поглядывал на часы. А как только время перевалило за час, он уже больше не отрывал глаз от циферблата. С каждой новой минутой надежда слабела, угасала и на ее место приходило отчаяние.
Да и было от чего отчаиваться. Бежавший олень мог служить не только средством передвижения, но и пищей, без запасов которой нечего было и мечтать о возвращении в тайгу. Значит, сейчас решалась его судьба.
И вдруг уже в половине второго, в сторожкой напряженной тишине он услышал звук, заставивший его вначале вздрогнуть, а затем застыть на месте. Звук возник где-то на юго-востоке. Ясно - это пел свою песнь авиационный мотор. Робкий и неуверенный звук постепенно рос и наплывал с высоты.
Шараборин стоял, не шевелясь, будто опасаясь, как бы своими движениями не спугнуть этот долгожданный звук.
И наконец, когда звук перерос в отчетливо слышный рокот, Шараборин вскрикнул:
- Он, он! Летит... Летит!
Шараборин утратил душевное равновесие. Он испытывал такое ощущение, точно родился вторично на свет.
Он заметался от костра к костру, пододвинул упавшие поленья и вдруг начал вытанцовывать от радости на месте, издавая какие-то окающие звуки и беспорядочно размахивая руками.
Прекратив танец и пощупав в кармане фотоаппарат, он весь напрягся и стал всматриваться в черное небо. Самолет, как ему казалось, делал круги, но увидеть его никак не удавалось. Но вот Шараборин увидел три точки, три тускло светящиеся плывущие точки среди неподвижного звездного неба. Это были бортовые огни самолета.
- Прилетел! Прилетел! - опять вскрикнул Шараборин и пришел в неистовое веселье. Веселье так опьянило его, что он, не задумываясь, подобрал тут же лежащие лыжи и бросил их в огонь. - Горите, горите... Вы не нужны мне больше! Совсем не нужны! Не буду я теперь ходить на лыжах! Летать буду! Ездить на машинах буду!
Самолет быстро снижался. С ревом, свистом и рокотом, выбрасывая из выхлопных труб комки огня, он пронесся вдоль озера раз, другой, а потом, раскидав с полдюжины ослепительно ярких ракет, круто пошел на посадку.
Каждая ракета рассыпалась на множество мелких разноцветных огоньков. Тут были и синие, и фиолетовые, и красные, и желтые, и белые.
- Как днем! Как днем! Все видно, как днем! - захлебываясь от восторга, вопил Шараборин, и вдруг яркий свет мгновенно иссяк и стало темнее пуще прежнего. Шараборин от неожиданности протер глаза и лишь тогда увидел метрах в ста от себя контуры застывшей на месте большой стальной птицы. Она была уже на земле, тихо урча моторами.
Забыв про дорожную сумку, запасы мяса и про все на свете, Шараборин со всех ног бросился к самолету. Он рывком перемахнул через пылающий костер, упал раз, проваливаясь в глубокий снег, упал второй раз и вдруг растерял все силы сразу.
Тяжело дыша, он поднялся и увидел, как открылась широкая дверца в самолете и в рамке света обозначился громоздкий и неуклюжий человеческий силуэт.
- Я тут! Я тут! - заорал во все горло Шараборин и, будто подталкиваемый кем-то в спину, опять бросился вперед.